«Я делаю искусство, но на грани»: режиссер «Брата 3» Переверзев о своих фильмах, скандальной репутации и любви к жене

Режиссер Валерий Переверзев известен многим как создатель фильма «Брат 3». У картины были проблемы с получением прокатного удостоверения Министерства культуры России, а сам постановщик заработал скандальную репутацию. Впрочем, сам он не считает себя и свое творчество плохим. Валерий уверен — он творец, и его искусство могут понять только те, кто действительно в нем разбирается.

Несмотря на нелюбовь Минкульта к его фильмам, режиссер остается в России и продолжает снимать. Его новая кинолента «Тени Москвы», как он сам признается, полностью отражает его видение и является абсолютно авторской. А также в разработке у Переверзева четвертая часть «Брата», которую он планирует сделать хоррором в попытке отойти от артхауса, и сериал о группе Centr. В разговоре с порталом «Страсти» кинематографист рассказал о том, какие звезды согласились на съемки, почему ему все равно на хейт, а также о любви к жене, статусе многодетного отца и отказе от стрижки и бритья.

— Валерий, расскажите немного о вашем новом фильме «Тени Москвы». О чем он? Как пришла идея?

— Фильм «Тени Москвы» был придуман на прошлогоднем Каннском кинофестивале. Дело в том, что каким-то странным образом я очень большое количество премьер посетил и каждый фильм подстраивал под себя, анализировал, фантазировал о своем каком-то полотне, и мне пришла в голову идея снять очень простой, спокойный, ни к чему никого необязывающий фильм, который будет абсолютным произведением искусства. Это кинокартина не ради того, чтобы ее продавать. В ней рассказывается история простой девушки. Когда я думал над сюжетом, то скучал по своей жене и представлял, как она одна ходит по Москве, видит инопланетян. И неважно, о чем она говорит, что делает, куда заходит — в музей или в кафе.

В картине два героя — образ моей жены и сама Москва. А почему «тени»? Потому что это такой оммаж на Джона Кассаветиса — одного из родоначальников независимого кинематографа. Его первый фильм называется «Тени». И в нем как раз люди ходят по Нью-Йорку и ничего не делают, просто болтают. А я вот решил — сниму фильм, где девушка ходит по Москве и болтает с ней. Идея простая, поэтому я хотел снять его за две недели и все. Но когда началась работа, то все стало обрастать какими-то странными и невероятными событиями. Например, я придумал, что главная героиня ухаживает за пожилой дамой, которая должна оставить ей квартиру. И в итоге мне понадобилась эта дама, нужно было ее найти. Я организовал кастинг на актрис и думал, что любая подойдет. А вот оказывается, что любая не подходила. Нужна была самая лучшая. Здесь произошел первый слом. В простой фильм на механическую пленочную камеру вошла суперактриса. Было огромное количество встреч, переговоров, но в итоге к нам присоединилась Елена Алексеевна Коренева. Теперь мы дружим. Это величайшая, на мой взгляд, актриса всех времен и народов. Она войдет в историю как советского, российского, так и мирового кинематографа.

— Было трудно работать с Еленой Кореневой?

— Снимать Кореневу, конечно, мечта, но и непростая задача. Елена Алексеевна докапывается до каждого словечка в сценарии. Не просто сама работает, а со своей группой сценаристов. Они каждое предложение перебирали по запчастям, причем не только ее реплики. Я попросил этот сценарий себе в коллекцию, чтоб висел в музее. Он весь в правках — вдоль и поперек, это удивительно. Это советская школа, когда реально читаются сценарии. Работа с Кореневой — это фантастика, с ней снимать надо было уже по-серьезному. Важно было хорошее сложное техническое оборудование, свет, декорации и так далее. Привлекали спонсоров, инвесторов. И так фильм набрал вес, дороговизну.

Вишенкой на торте стало то, что мы привлекли еще одну звезду. Дело в том, что героиня влюблена в какую-то невероятную знаменитость. И мы долгое время думали про эту звезду. Это по секрету, но вам расскажу — мы сняли Сашу Ревву. Это фантастика.

— Это действительно очень круто. А каким Александр предстанет в вашем фильме? Он же комедийный актер.

— Да, перформанс и заключается в том, что мы все Ревву знаем, как комедийного актера, эстрадного такого исполнителя, но на самом деле Саша невероятно глубокий человек. Я имею в виду его разносторонность. Когда он узнал, что снимается вот такого уровня высокого артхаусное кино, то заинтересовался. Мы давно общаемся, и я, конечно, хотел с ним поработать, может быть, в какой-то детской сказке. Мы обсуждали это давно, но в итоге я сделал предложение по поводу артхауса, на что он сказал: «Пришло время». Он захотел стать частью искусства и немножко в вечность поиграть.

Я хотел сначала, чтобы он сыграл себя, как будто наша героиня влюблена в Ревву. Но мы знаем, что Александр глубоко женат, и он семьянин. Мы когда с ним встречаемся, он постоянно говорит о детях, о семье, даже в бытовых разговорах с таким удовольствием всегда рассказывает о своей жене и о своих дочерях. А у меня на одну дочь больше, поэтому я хвастаюсь. И в связи с этим надо было все-таки придумать для него персонажа, и мы это сделали. Подробности раскрывать пока не буду.

— Хотели бы поработать с популярными в отечественном кинематографе актерами – Сашей Петровым, Милошем Биковичем, Юрой Борисовым? Что думаете об их мастерстве?

— С Юрой мы встречались, немного общались. Я думаю, что он не совсем открылся. Я был на «Аноре», как раз на премьере в прошлом году. За всю команду я очень рад, и картина классная, и актер интересный. Но, видите, в чем дело, я не мейнстримовый режиссер, я не хочу снимать нарративное кино. А меня к этому призывают изо всех сил. Может быть, когда-нибудь это и произойдет. Но я все-таки, к сожалению, художник. Соответственно, если Саша Петров, Юра Борисов, Бурунов или Безруков проникнутся темой арта, если им будет интересно то, что я делаю, — то конечно. Здесь нельзя решить вопрос деньгами, это должно быть интересно. Безусловно, работать с профессионалами такого уровня — это всегда круто, это всегда гарантия успеха.

— В каст «Теней Москвы» вошли актеры, с которыми вы уже работали в «Брате 3». Почему решили вновь пригласить их в проект?

— Почему актеры из предыдущих фильмов перекочевывают в последующие? Потому что это проверенные люди. Ведь кинопроизводство – это еще и дисциплина, это про доверие. Как вам сказать… Сейчас будет плохая ассоциация, может быть, меня кто-то поругает. От меня обычно после интервью актеры отрекаются (смеется). Ассоциация такая, что я говорю: «Ребята, вы как актеры — краски, а я художник. Вы тюбики, которые я выдавливаю, и с помощью вас делаю полотно. Если художник считает, что надо немного красного добавить, он добавит». Некоторые начинают выпендриваться — а у меня сколько экранного времени? Есть такое понятие, оно очень глубокое, очень тонкое. И звучит так — актеров нет, есть только актрисы. Девочки-актрисы – это бойцы невидимого фронта, они с тобой всегда рубятся за искусство, за качество, готовы на самопожертвование. Мужчины-актеры же очень сильно всегда перетягивают одеяло на себя. У меня в «Брате 3» один актер, не хочу его называть, играл тамбовского бандита, и на съемки он пришел с патчами под глазами. Я ему говорю: «Чувак, это что?» А он такой: «Я вчера немного выпил там после спортзала воды и у меня отекли веки». Я чуть с ума не сошел. Ты играешь тамбовского бандита, у тебя же должна быть вся рожа перекошена, какие патчи?

Но в процессе работы многие актеры становятся братьями, поддерживают в трудную минуту. Меня очень выручил Вася Карпенко в какой-то дикий период жизни, когда у меня заболели трое детей. Жена уехала с младшей дочерью в реанимацию, я с двумя детьми остался. И мне ночью надо было съездить на рентген. Я позвонил Васе и попросил посидеть с девочками. И он приехал. Я быстро съездил на рентген, вернулся, мы с Васей уложили детей, а это уже было пять утра. Что мы делали? Мы пили чай и придумывали сценарий, разрабатывали ролики, болтали о фильме. Вот после этого кто должен сниматься, как не Вася? Потому что это братское сердце и все.

— А как реагируют коллеги и друзья на то, что в ваших проектах снимается жена?

— Меня немного подкалывают. Но все режиссеры снимают своих жен! Это ведь та женщина, которая всегда рядом, которую ты выбрал, потому что она для тебя самая красивая. А если ты выбрал себе некрасивую — ну, у тебя проблемы, чувак. Если ты выбрала себе самую красивую жену и смотришь на нее каждый день, восхищаешься, почему ты должен снимать в образе красавиц других?

— В фильме вы заявлены еще и как актер. Правильно пониманию, зрители увидят вас на экране?

— Это удивительный вопрос. Я, конечно, был в шоке. До вчерашнего дня я и не думал, что актер. Дело в том, что процесс создания авторского кино — это очень сложно. Это муки не только творчества, но и проблемы в плане организации, финансирования. В тебя, условно говоря, мало кто верит. И вот, соответственно, в процессе работы родилась идея вставить в фильм бэкстейджи. А они сняты очень дорого. Мы показали, как это выглядит фокус-группе, и люди начали восторгаться даже не самим фильмом, а кусками о том, как этот фильм снят. Они просили добавить меня туда еще больше. Хотя кинокритики говорят, что этого не надо делать. Но мне плевать, кто меня знает, кто меня не знает. Я так живу, и мне все равно, возьмет этот фильм кинотеатр или не возьмет. Возьмут — молодцы, а нет — их проблемы. Я не хочу соревноваться с «Чебурашкой» по сборам, понимаете? Это кино для другого, оно не будет продаваться по законам кинобизнеса.

— Почему захотели лично сыграть Егора Летова? У вас связана с ним какая-то история?

— Это не совсем Летов. Дело в том, что там будут звучать песни, как и в «Брате 3», которые все знают, как летовские песни, но на самом деле они принадлежат «Черному Лукичу». И на одной из съемок я начал дурачиться. Нашел гитару на просторе арт-сообщества, обклеенную всякими зверушками, и записали клип. У меня же длинные волосы, я еще нашел тяжелые очки, и получилось, что я на него очень похож. И вот так получился ролик, в котором я в образе Егора Летова. Но как таковой именно роли в фильме у меня нет.

— У вас кстати действительно такой брутальный образ. Сколько уже не стрижете бороду? Сами не хотите сменить имидж?

— Нет, ко мне однажды пришло понимание, и я разработал такую программу личную под названием: «Отстань от себя». В нее входят два обязательных пункта — не стричь волосы и не гладить одежду. Это то, что меня всегда мучило. Я слежу за собой, поддерживаю чистоту тела, но волосы не стригу. И мне это помогло расслабиться, чувствовать себя прекрасно. И я даже думаю, что, может быть, и все начало получаться с тех пор, когда я стал себе нравиться

— А жена не против? Не просит подстричься, побриться?

— Нет, нет. Только дочь просит старшая. А жена знает мою позицию. У нас патриархальная семья.

— Многие СМИ в новостях с вами делают приписку «скандальный режиссер». Как относитесь к такой репутации? Сами считаете себя действительно скандальным?

— Да, интересный вопрос. Ну, мы же с вами не скандалим? Нормально общаемся. Даже если вы попробуете задать мне самый ужасный вопрос, который может задать какой-то плохой журналист, я все равно отвечу спокойно. Я абсолютно не скандальный человек, и тем более не скандальный режиссер. Скорее всего, эта приписка к имени появилась, потому что я не форматный режиссер, который своим творчеством идет вопреки обыденностям. Ну, назвали мы картину «Брат 3». И что? Из этого раздули какой-то скандал, начиная от представителей государственных органов, заканчивая хейтерами, матершинниками в Интернете. Мне попытались запретить называть «Брат 3». А что я сказал? Давайте я пройду все государственные инстанции, и если я по закону могу, пошли вы все. То есть я не буду идти у вас на поводу. А не нравиться вам – это лучший комплимент. Я создал свой музей или свою галерею, где делаю все, что угодно, не нарушая закон РФ. Я не делаю пропаганду или порнографию. Я делаю искусство, но на грани. Опять же — в закрытом художественном пространстве. Кино я обрамляю различными дисклеймерами. То есть 18+ — с детьми нельзя, ну и так далее. Предупреждаю: внимание, там будут курить, там будет ненормативная лексика. И при этом часть общества еще пытается влезть внутрь моего художественного пространства. Да что это такое? Нет, так нельзя. Здесь включается протест. А протестовать художник может ровно так же, как и начинал свою деятельность — внутри своего художественного пространства. И я в своих фильмах протестую против этого. Я говорю: «Нет, будет так, как я вижу». У меня в «Брате 3» стоит песня с названием, в котором есть мат. Когда это все попадает в Минкульт РФ, они возмущаются. А я говорю, что плохое слово мы «запикали», а остальные не запрещены. Им все равно не нравится. А я обращаюсь к законодательству, в котором не прописано, что так нельзя. Поэтому и говорят, что я скандальный. А на самом деле я не скандалю.

— А критика вас в принципе задевает?

— Конечно. Когда мне пишут оскорбления какие-то люди, которые меня не знают, допустим, хейтеры, они делают благо для меня. Потому что, представьте себе, какое количество денег, сил мне нужно потратить, чтобы не общаться с дураками. Мне нужно выявить этих дураков, потому что они часто маскируются под друзей. А когда они хейтят, то делают сами эту работу — отталкивают себя от меня. Я буду таким, какой я есть. Я не буду другим. Если я бездарность, я живу в своей бездарности и мне по кайфу. Мою бездарность финансируют, мне нравится. Мы делаем офигенно бездарное кино для тех, кто врубается в великое искусство. Для вас это бездарно, для кого-то это вечность.

Вчера у меня был разговор с одним человеком, которому я доверял свои художественные секреты. А художник — это тонкая такая натура. Ему важна только конструктивная критика, но с любовью. А произошло другое. Он записал мне сообщение из разряда: «Куда ты лезешь? Ну не Нолан ты, не Тарантино. Сними «Чебурашку», что-то понятное». Это художественное предательство. Оно больше мешает, чем помогает. Еще обижает, когда человек не эмоционирует никак, если он смотрит картину и иногда достает телефон, зевает — это убивает.

— На съемки «Брата 3» ушло немало денег, вы даже признавались, что влезли в долги. Сейчас уже все вернули?

— Я вам так скажу — и да, и нет. Это такой процесс… Одна рука возвращает, другая еще больше отгребает. В любом случае деньги — это так или иначе средство, а не сама цель. Это средство снимать кино, творить. Конечно, я занимаюсь бизнесовой частью тоже, участвую в переговорах и с инвесторами, и со спонсорами. Иногда занимаю ключевые какие-то роли в этих процессах от нашей кинокомпании, но это мне мешает заниматься искусством. Финансовая неграмотность — это мое все.

— На какой стадии разработки сейчас фильм «Брат 4»?

— На самом деле я сейчас с вами разговариваю, а передо мной лежит папка, в которой сценарий и уже посчитан лимит затрат, даже раскадровки. «Брат 4» - это хоррор. А я в этом жанре уже давно, ведь у меня есть музей истории телесных наказаний, комнаты страха и все такое. Причем это классический хоррор, это должен был быть оммаж на Сэма Рэйми, на его «Зловещих мертвецов», то есть все прям по классике. Я думал, что сниму его быстро, но «Тени Москвы» настолько меня увлекли, настолько меня забрали полностью, что я ни о чем не мог думать. А на днях буквально у меня состоялось неформальное общение с инвестором. И он говорит: «На сентябрь готовь «Брат 4». Мне нравится, делаем». То есть это значит, что лето уйдет на переговорный процесс, на какие-то договоренности по финансированию, на выбор локаций и так далее. Думаю, что в мае мы еще раз встретимся, уже подробно будем об этом говорить.

— Ваши фильмы созданы не для массового зрителя, но не думаете ли снять что-то менее фестивальное, чтобы обрести популярность, любовь зрителей?

— Я хочу уходить от артхауса. Меня так или иначе мое окружение пытается убедить, что нужно сделать какое-то нарративное кино для массового потребления. И у нас есть два проекта. Первый проект «Брат 4», а второй — сериал «Centr». Мы уже получили патенты, сделали интервью с ребятами и должны были запускаться, но тоже на сентябрь откладывается. И вот что в «Centr», что в «Брате 4» требования от меня такие, чтобы я не жестил, чтобы не лез со своим искусством. Я сказал: «Да, окей». Здесь я больше видел себя в роли продюсера, предлагал взять другого режиссера, на что мне ответили, что хотят видеть в этой роли только меня. А я не могу снимать прям обычное кино, я могу это делать только на определенных условиях. Я готов к этому, но это не будет авторское кино. И никто не хочет от меня этого авторского кино. То есть, моим кино будет только «Тени Москвы». Я его придумал, сам написал сценарий и снял.

— Сейчас кстати стало модно снимать фильмы о музыкальных деятелях и группах. А если бы вам предложили, скажем, снять кино об Алле Пугачевой, взялись бы?

— Ну, конечно, с удовольствием. О чем вы говорите? Это большой фильм, большой проект. Но не знаю, в каком стиле бы снял. Если так пофантазировать, смотря от кого это было бы предложение. Условно, если команда Пугачевой сказала бы, что они хотят фильм про Аллу Борисовну, про какой-то эпизод из ее жизни, это мог быть и байопик, и документалка. Я вообще пообщался бы с ней вначале. Должен быть двусторонний интерес. Односторонний – это плохо. И в ходе общения, в ходе выяснения этого двустороннего интереса была бы разработана идея, и было бы принято художественное, техническое решение. Может быть, Пугачева сказала бы: «Хочу, чтобы это было вообще абсолютно артхаусно, с сюром про мою жизнь». Я бы вскочил на стол и начал бы этот фильм срочно снимать. С людьми большого полета, размаха, которые в искусстве всю жизнь, работать очень круто. Поэтому надо делать то, что ты можешь делать лучше всех, а лучше всех я могу снимать артхаусное кино.

— Мы уже немного затрагивали в разговоре ваши отношения с женой. Вы же и над фильмами работаете вместе. А легко ли вам вместе на площадке? Бывают ли ссоры?

— Нет, это абсолютная любовь. Настоящая любовь. Я не могу быть с ней в ссоре. Иногда, когда я начинаю, скажем так, загоняться по внебюджетным каким-то вещам, Юля может быть недовольна. Условно говоря, мне нужен пресловутый кран. Вот на этот кадр мне он обязательно нужен. А это дорого, лишние 100 тысяч рублей. И Юля иногда мне говорит: «Точно нужен кран? Нельзя камеру просто поднять? У нас не останется денег, чтобы купить подгузники. Может быть, лучше без крана, но с подгузниками?» А я не могу это снять без крана. Мне все равно на подгузники, на еду и на оплату коммуналки. Это должно быть снято именно с крана. И она в такие периоды не скандалит со мной, а грустит. И вот лучше бы скандалила. Ее такое состояние заставляет как-то реабилитировать себя. Но кран все равно будет (смеется).

— Дома тоже не ругаетесь?

— Это любовь. Я скучаю по ней всегда. Я каждое утро встаю, отвожу ребенка в школу, заезжаю в кафе и привожу ей эклерчик, сырники и какой-то завтрак. Каждое утро она просыпается, и у нее должны стоять цветочки. Первое, что я от нее получаю утром, это сообщение с сердечком: «Спасибо, очень вкусно». И я безумно от этого счастлив. А дальше мы встречаемся на работе. И у нас продолжаются отношения уже там. Это абсолютная гармония, любовь. Я нашел себе ту единственную, которую себе вымечтал и придумал. Мне иногда даже кажется, что ее вообще не существует, что такой красоты не может быть. Лучшее, что в моей жизни случилось, — это моя семья.

— Знаю, что летом у вас родилась третья дочь! Каково быть многодетным отцом, да еще и трех девочек?

— Ну, например, это бесплатный проезд в общественном транспорте — вот ради этого уже можно рожать детей. Плюс бесплатно можно в зоопарк ходить и бесплатно парковаться. Это круто. Но понятно, что это шутка. Слушайте, мне нравятся мои девчонки. У меня есть такой термин — пойду и искупаюсь в детях. Потому что девчонки все бьются за то, кто папу будет обнимать. Единственный конфликт в нашей семье – это кого папа первым уложит, кого папа поцеловал, кого не поцеловал. И я всех расцеловываю, всех обнимаю. Любовь невероятная. Каждая дочь – это отдельная планета, отдельный мир.

— Сына не хотите еще?

—Я думал на этот счет... Часто меня спрашивают про мальчика. Но я что-то как-то смотрю на тех, кто с сыновьями ко мне приезжает, и думаю, зачем мне с этими мальчиками? Понимаете, в них нужно вкладывать. Мальчик рождается пустым, его надо наполнять. А девочка уже наполненная появляется на свет, и все воспитание сводится к тому, чтобы не растерять то, что в ней уже есть. Мне проще сохранять этот наполненный сосуд и каждый день наслаждаться этим ростом, каждым зубиком, каждым пальчиком, чем взять пустой сосуд и думать о том, как бы он не вырос негодяем, трусом или еще кем-то. Поэтому я побаиваюсь чуть-чуть. Конечно, если бы родился сын, безусловно, я бы переключился на воспитание мальчика тоже. Но пока я в девчонках купаюсь, и мне это очень нравится.

— Планируете ли вы показывать детям свои фильмы, водить по своим выставкам? Возможно, снимать их в своих проектах?

— Конечно. Не то, что планирую, они уже в этом живут. Вот Варвара снялась в «Тенях Москвы», как раз героиню Елены Алексеевны играет в ее детстве. Варя — актриса с большой буквы. Она снималась в «Барбаре» в год. Постер с ней висит сейчас у меня в офисе. И она будет дальше сниматься.

— Она прямо хочет быть актрисой, да?

— Да, хочет. Но еще она играет на флейте, на клавишах, поет. Она такой лидер по натуре и еще круто рисует. Я подворовываю ее рисунки, купил альбом, складываю их туда, хочу коллекционировать. У детей нет шансов не быть в искусстве, потому что они с первых дней уже снимаются. Все они живут среди художников, актеров, музыкантов.

— Валерий, а если вашим фильмам не будут давать прокатные удостоверения в России, задумаетесь ли о переезде за границу? Посещают ли вас такие мысли?

— Нет. Во-первых, получение прокатного удостоверения не сама цель. Во-вторых, в Министерстве культуры Российской Федерации работают далеко не глупые люди. И что такое искусство, они понимают. Наши в прошлом какие-то недоговоренности по «Брату 3» мною адекватно воспринимаются. Я понимаю и разделяю с ними их точку зрения. Они имеют право меня не любить. Но как представители государственной структуры они не могут запрещать меня, если я не нарушил законы Российской Федерации и соблюдаю все регламенты. Поэтому надо быть честным, абсолютно нормальным гражданином, который работает. Я здесь родился, я люблю Россию. Я абсолютно русский человек. Хотите понять, кто такой русский, то посмотрите на меня. Я родился в маленьком городе Тамбове, но всю жизнь любил Москву. Я просто болел Москвой. Я вам скажу так, я жил в Токио, в Лос-Анджелесе, очень люблю Рим, Париж. Но я никогда не променяю Москву ни на один город мира, потому что это самый лучший город, и с каждым днем он становится лучше, краше. У меня с Москвой любовь, и я чувствую, что это взаимно. Я хочу снимать в Москве. Поэтому, отвечая на ваш вопрос, скажу — уже не хочу уехать. Если 20 лет я бы сказал: «Клево пожить в Италии». То сейчас я хочу путешествовать, но каждый раз возвращаться домой в Москву.

— И последний вопрос — он у нас классический. Портал называется «Страсти», а что является страстью для вас?

— Искусство — это моя страсть. И все, что связано с этим. Я определившийся человек. Есть такое понятие, как жизнь в искусстве. Искусство первично, и уже потом мы все. Искусство вечно.