Восток – дело тонкое

Юная москвичка вышла замуж за азербайджанца. Образованного, обходительного, обеспеченного. Вышла замуж по взаимной любви, и первоначально их семейной жизни можно было только позавидовать. А потом... все пошло вкривь и вкось из-за того, что жена (а еще больше — теща) отказалась приспосабливаться к укладу жизни “нормального восточного мужчины” Юная москвичка вышла замуж за азербайджанца. Образованного, обходительного, обеспеченного. Вышла замуж по взаимной любви, и первоначально их семейной жизни можно было только позавидовать. А потом... все пошло вкривь и вкось из-за того, что жена (а еще больше — теща) отказалась приспосабливаться к укладу жизни “нормального восточного мужчины” НЕ НАДО БОЯТЬСЯ “ВОСТОЧНОГО ЧЕЛОВЕКА” “Моя внучка вышла замуж за афганца. Мать у него, правда, русская, поэтому он имеет двойное подданство. Теперь хочет прописаться в мою квартиру (внучка живет со мной), а я боюсь — восточный человек, про них столько говорят...” (М. Н., Санкт-Петербург). “Вышла замуж за араба-мусульманина из Израиля. Все было более или менее нормально, пока не съездили к нему на родину в гости. В его семье 9 братьев и сестер, все женаты или замужем, у всех свои дети. А я — младшая невестка — оказалась у всех на побегушках (такая там традиция). Два месяца показались мне двадцатью годами в сумасшедшем доме”. (Наташа, Пермь). “Вышла замуж за пакистанца. И он тут же предъявил мне ультиматум: никаких мини-юбок и открытых платьев, никакой косметики, ни одного взгляда на мужчин (“женщина должна смотреть в пол”). В общем, оказалась под домашним арестом...” (Алина К., Москва). Такой экзотики в моей почте не очень много. В основном жалуются на соотечественников, то есть на бывших соотечественников, а теперь вроде бы тоже иностранцев. Национальность у мужей разная, религия одна — ислам. И то, что порой все-таки прощается “настоящим” иностранцам (“у них так принято”), “нашим иностранцам” прощать отказываются категорически. “Если ему была нужна жена-рабыня, то и брал бы ее в соседнем кишлаке (ауле, селении)”. Обычно так и происходит: девять из десяти браков заключаются между людьми одной национальности и одного вероисповедания. Но ведь не секрет, что белокожие и белокурые северянки всегда пользовались успехом у смуглых южных и восточных мужчин. Иногда дело кончается браком. И вот тут-то уместно вспомнить бессмертное высказывание товарища Сухова: “Восток — дело тонкое”. То есть четко представлять себе, с какими сюрпризами можно столкнуться, чтобы потом не жаловаться и не проливать горьких слез. КОМУ - МАМА, А КОМУ - ТЕЩА Когда Марина в первый раз привела своего жениха Муслима домой и познакомила его с мамой, та испытала двойственное чувство. Во-первых, Муслим был ровно в два раза старше своей двадцатилетней невесты, а следовательно, всего на пять лет моложе предполагаемой тещи. А во-вторых, был очень интересным, интеллигентным, хорошо воспитанным мужчиной с тихим, вкрадчивым голосом, почти европейскими манерами и, судя по всему, немалыми средствами. То есть не зять, а мечта любой тещи. Собственно говоря, сама Марина обошлась бы и без материнского благословения: старомодно! Но на этом жестко настоял Муслим, сказав юной и легкомысленной невесте: — Без родительского благословения счастливой семьи не будет. Жаль, конечно, что ни мой отец, ни твой не дожили до этого дня. Но мать в таком случае — глава семьи. Моя мама прислала письмо, она согласна. Теперь нужно спросить твою. Разумеется, Марина все это рассказала матери до того, как познакомить с Муслимом. И тем самым представила его в наилучшем свете: родители нынче не избалованы почтительным отношением детей к мнению старших. Все-таки в восточных традициях есть что-то неуловимо притягательное. Нина Андреевна с дочерью жили в маленькой двухкомнатной квартирке на Профсоюзной улице. Муслим предложил поменять ее на большую и лучшую — с солидной, разумеется, доплатой. Деньги, хлопоты — это все его. От будущей тещи требовалось только одно: согласие на прописку Если вы думаете, что, прописавшись в Москве, Муслим тут же постарался выжить тещу из дома, то ошибаетесь. После свадьбы прошло всего три месяца, когда состоялся переезд в прекрасную четырехкомнатную квартиру в центре Москвы. Квартира, правда, требовала ремонта, но это были уже мелочи. Муслим обещал самое позднее через год сделать из квартиры игрушку. А пока было не до ремонта: Марина ждала ребенка. Официальным хозяином квартиры, разумеется, стал Муслим. По его твердому убеждению, мужчина должен быть не только хозяином в доме, но и хозяином дома. Место женщины — в детской или на кухне. Поэтому Марине пришлось уйти с четвертого курса иняза, и не в академический отпуск, а совсем. “Замужняя женщина не должна работать, это позор для мужчины”. Марина спорить не стала: мужа она боготворила. Нежный, заботливый, щедрый. Способен был буквально из-под земли достать то, чего Марине хотелось, стоило только заикнуться. Правда, тяжелая беременность не позволяла ей особенно капризничать. Даже заботливый уход мужа создавал лишь психологический комфорт. Пришлось лечь в больницу на сохранение. Муслим навещал ее ежедневно: с цветами, фруктами, маленькими подарками. Нина Андреевна тоже была без ума от зятя... как от мужчины. Пока Марина скучала в больнице, ее мать и муж стали любовниками. Ни тогда, ни впоследствии Муслим не чувствовал себя виноватым: — Если бы вела себя как наши женщины, ничего бы не случилось, клянусь аллахом! Что я, женщину бы себе не нашел? А тут дома ходит блондинка, понимаешь, халатик короткий, прозрачный, фигурка нормальная. И сама со мной заигрывает, глазки строит, губки мажет... Я нормальный мужчина, не святой и не больной — зачем отказываться? — Да он меня просто изнасиловал! — утверждала потом Нина Андреевна. — Сказал: “Зарежу, если не дашь”. С него станется — зарезал бы, как курицу. И оказывается, я виновата, что дома в халатике ходила. Лето, жара — в чем еще ходить? В парандже? Или в этой, как ее, в чадре? Так мы, слава Богу, не в Иране. Но это говорилось уже потом, много позже. А вначале Нина Андреевна расхваливала зятя всем подругам и знакомым: повезло дочери с мужем, ничего не скажешь. Марина родила дочку. И на этом счастливый период в жизни их семьи закончился. Разумеется, Муслим приехал забрать Марину с дочкой из роддома, привез цветы и благодарил врачей и нянечек. Но дома стер с лица улыбку, как маску снял, и сказал: — Еще одну девку родишь — пеняй на себя. Мне сын нужен, наследник, опора в старости. Вторую дочь я тебе не прощу. Марина слышала от подруг, что многие мужчины именно так реагируют на рождение девчонок. Один такой, рассказывали, запугал жену разводом и прочими карами до того, что несчастная родила... двойню. Девочек-близняшек. Как ни странно, счастливый отец теперь только ими и дышит, начисто забыв о желании иметь сына. Так что все перемелется, образуется. Муслим успокоится и полюбит малышку. Тем более что назвал ее именем матери — Азиза. Правда, не счел нужным посоветоваться об этой с женой. Если Марина и обиделась, то про себя. Зато Нина Андреевна закатила грандиозный скандал: — Это не только твоя дочь! — кричала она зятю. — Девочка будет жить в Москве, она наполовину русская! Меня могли бы спросить, я такая же бабушка ей, как и твоя мать. Только та — далеко, а я здесь, в своей квартире... — В моей квартире, — внешне спокойно сказал ей зять. — И вообще, не смей повышать на меня голос, женщина. С этого дня он ни разу не назвал ее ни по имени и отчеству, ни даже просто по имени. Только “женщина”. И старался сделать так, чтобы обидеть и задеть побольнее. Прежде всего настроить против нее родную дочь, всячески внушая Марине, что ее мать — скандалистка и интриганка и нужно купить ей где-нибудь комнату, чтобы она жила отдельно. Нина Андреевна, может, и согласилась бы на это, но... Но не хотела терять любовника. Поскольку связь продолжалась едва ли не на глазах у Марины. Во всяком случае Муслим особых мер предосторожности не предпринимал и, казалось, даже стремился к тому, чтобы его “застукали с поличным”. А скорее всего ему это было глубоко безразлично: если женщина позволяет так с собой обращаться, то пусть она и думает о последствиях. Марина узнала о том, что происходит буквально под ее носом, почти год спустя. Азиза была ребенком хрупким, часто болела, и у Марины просто не хватало сил думать о чем-либо еще. Тем более что Нина Андреевна работала, оставлять место старшего экономиста в банке не собиралась, нянчиться с внучкой с утра до вечера в ее план не входило. Как-то ночью Марина проснулась от плача дочки. Переодела ее в сухое и хотела снова лечь спать. Но очень захотелось пить, и она отправилась на кухню. Отсутствие мужа в супружеской спальне ее не удивило: Муслим частенько возвращался на рассвете, а то и вообще не приходил ночевать. Поразило другое: мужской голос, который раздавался в спальне ее матери. Мужчина явно отбивался от упреков Нины Андреевны, причем в выражениях не стеснялся. Сначала Марина поняла, что мать обвиняет какого-то мужика в том, что “залетела” и теперь придется делать аборт. И еще в том, что ему “мало двоих” и он бегает на сторону, по девкам. А потом Марина с ужасом поняла, что обвиняет она во всем этом... Муслима. Кончилось все внезапно. В комнате раздались две сочные оплеухи, и в коридор вышел взбешенный Муслим. А увидев около двери Марину, отвесил еще одну оплеуху: “Не смей шпионить за мной, сука!” От острого нервного расстройства, а возможно, даже от самоубийства Марину спасло то, что она снова была беременна, причем на сей раз без всяких осложнений. Знающие женщины говорили, что это обязательно мальчик, все токсикозы и осложнения — от девочек. И у Марины возникла навязчивая идея: родить сына. Муслим успокоится, в семье будет мир, ну а с матерью как-нибудь разберутся. Ведь можно купить ей не комнату, а квартирку, денег у мужа много. Конечно, обнаружив связь мужа со своей матерью, Марина испытала шок, и немалый. А оправившись от первого потрясения, возненавидела... нет, не Муслима — Нину Андреевну. Возненавидела так, что иногда готова была убить. В буквальном смысле слова. Сперва устраивала матери скандалы по любому поводу: не убрала посуду со стола, заняла ванну, когда нужно купать ребенка, и так далее. Потом скандалы начали проходить с использованием так называемой “ненормативной лексики”. А потом Марина стала бить Нину Андреевну, причем старалась стукнуть так, чтобы остались следы. При том, что Нина Андреевна была далеко не ангелом, у нее рука не поднималась дать сдачи женщине, находившейся на шестом месяце беременности. К тому же родной дочери. Муслима это изрядно забавляло, хотя в своем присутствии он раз и навсегда запретил женщинам выяснять отношения. А чтобы лучше поняли, подкрепил свое внушение физически. Досталось и жене, и теще — поровну. И все это на глазах у Азизы, которая ничего не поняла, но ужасно перепугалась.Конечно, громкие скандалы не могли остаться тайной для соседей. Тем более что и Нина Андреевна, и Марина периодически бегали жаловаться друг на друга то к одной соседке, то к другой. Грязи друг на друга повыливали достаточно. Все соседи знали, что Нина Андреевна нарочно бьет посуду и не хочет нянчить внучку, а Марина бьет мать сама и позволяет бить ее своему мужу. А ТЫ, ЖЕНЩИНА, МОЛЧИ! Вмешиваться, однако, никто не стал: дело семейное, а связываться с Муслимом боязно. Он не скрывал, что у него есть оружие и в случае необходимости он им воспользуется. Упаси Бог, он не угрожал соседям, наоборот, предлагал: “Если что-нибудь, скажите мне. У меня пистолет, друзья, мы порядок быстро наведем, никакие жулики-бандиты не сунутся”. Но понадобится защита или нет, неизвестно, а пистолет у него есть. А если действительно бандиты? А отношения испорчены. Кусай потом локти. Наконец Марину увезли в роддом. К утру стало известно — опять дочка. Это было катастрофой. Никаких цветов и фруктов Муслим жене уже не отвозил. А теще заявил, чтобы она со своей дочуркой и внучками выметалась из квартиры. Самое позднее через месяц. Куда — его не касается. Он предупреждал, что нужен сын... Нина Андреевна не сдержалась и в присутствии одной из соседок заявила зятю, что он сам виноват: что за мужчина, если не может жене мальчишку сделать! Каким чудом она после этого осталась жива, ни она сама, ни Муслим до сих пор не понимают. Сказать такое восточному мужчине! Нина Андреевна перепугалась и кинулась к ближайшей подруге за советом. Та порекомендовала обратиться, во-первых, к адвокату, во-вторых, к депутату, в-третьих, к журналисту. Неизвестно почему, но Нина Андреевна предпочла начать с третьего пункта. Так я и познакомилась с историей этой семьи. А встретиться и поговорить с Муслимом мне удалось благодаря забавному стечению обстоятельств: один из моих однокурсников работал теперь вместе с Муслимом (оба, кстати, азербайджанцы) и дал мне что-то вроде рекомендации. Мол, эта сможет хоть что-то понять, раз по образованию арабист, а изучение шариата входило в институтскую программу. Мне Муслим объяснил, что, конечно, никого из квартиры выгонять не собирается. Так, погорячился, сказал ради красного словца. Законы он знает, нарушать их не собирается. Но уж очень обиделся, что не сын. А тут еще теща... — Конечно, не нужно было вместе селиться. Моя ошибка. Но я думал, что будет, как у нас: одна женщина в спальне, вторая на кухне, и обе с детьми занимаются. А получилось... Марина-то постепенно перевоспитывалась, начинала понимать, что женщине можно, а что нельзя. Ну и молодая она еще, поумнеет. А эта... Да и не бил я ее, так, поучил немного. У нас, знаете, с женщинами особенно не нянчатся. Только к матери со всем уважением, она заслужила. А для жены, для сестер слово мужчины — закон. Потому и разводов почти не бывает. — Надо было вам жениться на мусульманке. Да и Москва ведь здесь, нельзя же женщин на замок запирать и паранджу напяливать. — Зачем замок? Зачем паранджа? Просто надо скромней быть. Я женился — я за нее отвечаю. Одеть, обуть, накормить. Кстати, все продукты я покупал, моя жена в магазины — ни ногой. Там обидеть могут. Пусть подруг к себе зовет, если хочет похвастаться платьями, кольцами. Сама к подруги в гости захочет — на машине отвезу. Но ведь и со мной считаться надо, правда? Если бы не теща! А на мусульманке я был женат первый раз. Все прекрасно, только детей у нее не было, пришлось развестись. Полюбил Марину, женился, она меня любит... Ничего, родит сына — на руках носить стану. Марина тоже во всем винила мать. Хотя... доставалось и мужу. Очень трудно молодой, красивой женщине стать “просто домохозяйкой” и стараться нравиться только своему мужу. Забыли у нас уже те времена, когда по теремам взаперти сидели. Стерлась “генная память”. — Я бы, может, и ушла бы, развелась, но куда? Как я жить стану? Образования нет, профессии нет, с матерью жить не хочу, а больше у меня и нет никого. Снова замуж выходить? Так кто меня возьмет с двумя детьми? Мои подруги все мне завидуют, я же вижу. Сейчас у меня хоть голова о еде и одежде для девочек не болит. Муслим все покупает и привозит. А что дома редко бывает — так разве он один такой? Другие и денег не дают, и дома не ночуют. Да и надеюсь, что третий ребенок наконец-то мальчиком будет. Тогда все изменится... ЧУЖОЙ МОНАСТЫРЬ? У меня не повернулся язык сказать Марине, что ничего не изменится, если не изменится она сама. И уж, конечно, в одной квартире с матерью ей жить невозможно, кто бы ни был на самом деле виноват в семейной драме. Хотя виноваты, в общем, обе. Знаем ведь поговорку “не лезь в чужой монастырь со своим уставом”. Все равно лезем. И Муслима я не оправдываю. Если бы он увез Марину к себе на родину, тогда ей волей-неволей пришлось бы стать такой, какой он желает ее видеть. Но в Москве можно было бы и помягче. Уж на что в Иране строго блюдут законы ислама: заметят на улице женщину с накрашенными губами, снимают помаду... бритвой, — так даже иранцы разрешают своим женщинам в Европе “быть как все”. Чужой монастырь… В общем, все не так страшно, если уважать убеждения друг друга. Могу привести и положительный пример. Моя институтская подруга вот уже двадцать три года замужем за кабардинцем. Живут в Москве, но до последнего времени часто ездили в гости к родителям мужа, в Нальчик. Подруга у меня нормальная русская женщина, может покурить в компании, при случае выпить. Но при родне или земляках мужа — Боже сохрани! Тогда она накрывает на стол и запирается в соседней комнате: женщине в мужской компании делать нечего. Все кабардинские приятели Алика, мужа моей подруги, в восторге: “Русская жена, а совсем как восточная!” Сама Лена как-то призналась мне, что ей просто изначально было скучно в этой компании, и она ушла к себе. Оказалось, так и надо. Со свекровью отношения прекрасные, благо видятся они от случаю к случаю. И знание кабардинского языка — с полсотни слов активного запаса — здорово помогает на рынках: земляки Алика продают товар за полцены. В общем, живут, скоро будут дочь замуж выдавать, потом сына женить. Дочку Лена хотела бы выдать все-таки за русского (“Балованная она у нас, трудно будет приспосабливаться”). А сына мечтает женить на кабардинке. “Знаешь, как они свекра со свекровью уважают — с ума сойти можно! И мужа, конечно, тоже, но первое дело — его родителям угодить. Знаю, сама это кушала. Вот женю своего балбеса и буду сидеть у телевизора, а невестка за мною ухаживать. Класс!”. “ДОМОСТРОЙ” ПО-ИСЛАМСКИ В принципе любой нормальный мужчина хотел бы, чтобы его жена занималась домом и детьми, не кокетничала с посторонними и считала слово мужа законом. Так и в “Домострое” было когда-то указано. И зятья с тещами в “неформальные” отношения вступают вне зависимости от вероисповедания и всего остального. Но... “Домострой” прилично подзабыт, а нормы шариата, особенно в том, что касается семьи, в основном соблюдаются. Восточный мужчина будет вести себя как восточный мужчина, нравится это его “западной” жене или не нравится. Так что Восток — дело действительно тонкое. И ничего смешного в этом на самом деле нет. Потому что нужно хоть немножко представлять себе обычаи и традиции того народа, к которому принадлежит возможный спутник (спутница) жизни. И до свадьбы — до, а не после, после поздно будет! — договориться о разумных компромиссах, причем компромиссах взаимных, а не только об уступках со стороны мужа или со стороны жены. Иначе не стоит заводить всю эту волынку, ничего путного все равно не получится. Светлана БЕСТУЖЕВА-ЛАДА._**