Воспитание чувств

Она влетела в их теплую студенческую компанию, как синичка в воробьиную стаю. Одного с ними возраста, веселая и живая гостья внесла с собой запахи моря, солнца и сосен, была такой свежей, загорелой и нарядной, что не могла не выделяться на фоне их бледных от недосыпа и пережитых волнений лиц. На радость компании, Она была простой и открытой в общении, без намека на жеманство, быстро освоилась среди них. Девчата, погрустневшие было, снова оживились, смех не утихал, да и нет на земле людей, более веселых и беспечных, чем студенты, успешно сдавшие сессию! Она влетела в их теплую студенческую компанию, как синичка в воробьиную стаю. Одного с ними возраста, веселая и живая гостья внесла с собой запахи моря, солнца и сосен, была такой свежей, загорелой и нарядной, что не могла не выделяться на фоне их бледных от недосыпа и пережитых волнений лиц. На радость компании, Она была простой и открытой в общении, без намека на жеманство, быстро освоилась среди них. Девчата, погрустневшие было, снова оживились, смех не утихал, да и нет на земле людей, более веселых и беспечных, чем студенты, успешно сдавшие сессию! Красота гостьи была очень мягкой, не вызывающей, такой, когда не бросалось в глаза что-то одно – лицо ли, глаза,волосыили фигура, или грудь, или стройные ноги: все в Ней радовало глаз, все было гармонично, нежным зеленым бархатом на смуглом лице сияли глаза, линии фигуры были изящны и пластичны. Она была от природы грациозна, общалась спокойно и уверенно, чувствуя силу своего обаяния, что, впрочем, добавляло ей настроения, но не заносчивости. Он был покорен этой девушкой сразу, с первого взгляда, да так, что потерял дар речи, чем вызвал в компании новую бурю шуток и смеха. Его восторг тут же сменился большим разочарованием из-за обручального кольца, увиденного во время танца. Удостоверившись у хозяйки, что гостья действительно замужем, и тяжело вздохнув, Он закрутился снова в среди друзей, уже не проявляя особого интереса к ней: знакомство с замужней женщиной, хоть и девятнадцатилетней, не входило в его планы. Она тоже обратила на Него внимание, но ближайшая подруга, заводила вечеринки, попросила не кокетничать с Ним: были другие серьезные виды. Их новая встреча состоялась только через полтора года на вечере в Доме культуры, где Он был своим, а Она появилась там впервые и чувствовала себя не очень уютно. Она переменилась: лицо стало бледным, застывшим, вся как-то зажалась, смотрела настороженно и «сквозь». Он уловил, что ей пришлось пережить какую-то драму, уловил одиночество, неприкаянность. Подошел, как старый знакомый, постарался развлечь, а когда увидел ее пальчик уже без обручального кольца, вспыхнул, как лучинка, от предчувствия любви, потому что понимал, что никого лучше этой девушки для Него нет на свете. Решив, что драма Ее в разводе, который памятен для большинства молодых людей совсем недолго, Он ринулся Ее покорять со всей страстью юного сердца. В этот вечер они долго гуляли, и, несмотря на 25-градусный мороз и легкую обувь, не могли расстаться. А дальше стали встречаться все чаще, быть вместе стало необходимым и естественным для них. Их близкие души с каждой встречей расцветали и купались в нежной и трогательной любви друг друга. Оказалось, что много раз за эти полтора года Они были в шаге друг от друга, но так и не встретились: с судьбой не поспоришь. Казалось, все шло к счастливому финалу, но жизнь создает такие удивительные повороты… Неизбежно настало время, когда, если бы Он взял Ее за руку и повел на ложе Любви, - Она бы, счастливая, пошла за Ним, и наоборот. К несчастью, никто из них не делал первого шага. Он ругал себя страшными словами за трусость, но каждый раз не мог преодолеть робость не слишком опытного в сексе мужчины, боящегося разочаровать обожаемую женщину и неизбежно, как он думал, потерять ее. А что удерживало Ее? Так или иначе, Они стали избегать слишком бурных ласк. Понемногу, еле заметно, появилось отчуждение. Нервничая, Он терял характер, терял себя в ее глазах. Она была в отпуске и отдыхала на море, а Ему нужно было работать. Они виделись не каждый день и всего пару часов, расставаясь вопреки традиции очень рано. Ее отчуждение в последнее время стало большим, чем Он мог себе представить: уже неделю у Нее развивался на море роман с художником-фотографом из Москвы. Анатолий (так его звали) назойливо искал встреч с Ней. Она резко его отшивала, но мужчина был настойчив, симпатичен, его пристальный мужской взгляд беспокоил и вызывал в Ней какой-то нервный отклик. Анатолий действительно был прекрасным фотохудожником, профессионально снимавшим женские портреты. В отличие от «бабников», которых ведет любовь, его вела страсть собирательства и покорения совершенства, женской красоты: найти достойный образ, покорить своей воле, овладеть, художественно отобразить этот акт капитуляции в фотографии, и торжественно поместить в коллекцию, как наколотую иголкой бабочку. Хотя, собственно близость красивых женщин и доставляла ему удовольствие, но не надолго: по-настоящему он был счастлив, оформляя очередные страницы своих альбомов. Так и перелетал с цветка на цветок, снимая пыльцу. Добирался ли только до нектара? Кто знает. Он был педантичен в своем хобби: альбом за альбомом, страница за страницей, имена, места встреч, даты и фотографии, впечатляющие фотографии женских лиц и тел. Были альбомы и для избранных, где женщины были сняты не корректно. На море Анатолий приехал с «Никоном» для новой модели и придирчиво искал типаж, достойный его новой потрясающей камеры, пока не встретил Ее. Ей было интересно слушать Анатолия, рассматривать классные фото. Он знал всех известных Ей артистов, был прекрасным рассказчиком о полном тайн мира красивых талантливых людей, почти родных ей, но таких далеких. Не раз Анатолий смущал Ее, когда вдохновенно рассказывал интимные подробности из жизни «звезд». Теряясь, Она почему-то не останавливала его, как и не останавливала все более частые и будоражащие разговоры о сексе. Она вдруг с удивлением увидела в себе другую, малознакомую ей женщину, которая позволяла все это, мало того, поддерживала недопустимый разговор чужим для Нее голосом. Эта женщина угадывала в нем блестящего мужчину, с которым мучительно хотелось…А Он, еще вчера такой привычный и милый, сразу стал лишним, раздражающе навязчивым и непонятно путающимся под ногами. Как истинный знаток своего дела, Анатолий плел свою паутину, все сильнее и сильнее обволакивая Ее, отрезая пути к отступлению. Он был доволен вдвойне, потому что начало было неожиданно трудным, ему пришлось включиться на полные обороты. Со времени гибели мужа на втором году замужества у Нее не было мужчин - мешал какой-то барьер. Теперь уже прошло время. Рана зарубцевалась. Ее сердце и тело жаждали новой любви. Барьер исчез. В один день на пляже наш герой заметил ее нервную реакцию на незнакомого Ему мужчину. Собственно, ничего серьезного дальше не было, но Он разволновался. Дома не мог найти себе места, и в ознобе, совсем поздно помчался к Ней в пансионат. Метнувшись к ее комнатке, уже занес руку для стука в окошко, как вдруг явственно услышал ее счастливый задыхающийся голосок и хриплый ободряющий голос мужчины. Кровь вскипела в его венах, залила глаза, застучала в висках. Не помня себя, Он выскочил к морю, неистово поплыл вперед, чтобы загнать себя и забыться. Очнулся Он, лежа на спине, широко раскинув в воде руки и ноги. Было тихо, покойно и холодно. Он смотрел в темнеющее небо, как в бездну. Жизненные силы ушли из него - он был распят. На следующий день заставил себя подойти к Ней и проститься. Этого можно было и не делать - Он с горечью ощутил себя совсем чужим. Анатолий был разочарован той легкостью, с которой взял Ее. Правда, в постели Она была красочна, страстна и даже очень мила в своей несвободе, но он не терпел, когда жертва быстро сдавалась, нарушая его игру. Он решил в последний вечер взять Ее к себе, чтобы снять для коллекции интимную сцену. Ее страстность позволяла подучить и раскрепостить Ее к моменту съемки, а так как Она была безусловно чиста, Анатолий решил не предохраняться. Она была очень взволнована альбомами, которые увидела у него, тем более страницами, посвященными Ей. Когда в интимные минуты Ее ослепили вспышки камеры, до этого безжизненно застывшей на штативе, и раздались щелчки затвора, ясность происходящего обожгла Ей душу. В ярости Она вырвалась, кинулась к камере и с силой швырнула ее в окно. Звон стекла, лязг камеры, разбившейся об асфальт, дикий крик Анатолия и удар. Потом они оба помчались вниз. Там, плача над камерой, он высказал Ей все, что о Ней думает, добавив для ясности руками и ногами. Анатолий все привык доводить до конца. В тот же день он отправился в лабораторию, проявил пленку и сделал для себя фотографии. Камера снимала в репортажном режиме и успела за короткое время сделать достаточно снимков. Снимки были впечатляющие, и он горько сожалел, что не может пристроить их в каком-нибудь западном журнальчике за приличные «бабки». Он удовлетворенно хмыкал и хвалил себя за мастерство и удачу: никогда еще не удавалось ему показать женщину столь унизительно. Затем он сделал два десятка фотографий небольшого формата. Через час уже шагал к Ее пансионату, зашел в зал, где по вечерам вечно толпились отдыхающие, и подбросил фото к подшивкам газет. Он знал, что пансионат заводской… За все время Она не проронила ни слезинки - вся оцепенела, не выходила из комнатки, но и спать не могла. Когда вечером зашла соседка и молча подала ей фотографию, махнув рукой в сторону зала, Она, взглянув на фото, встала, прошла с гордо поднятой головой в зал, забрала все фото, что не успели разойтись, ушла к себе. Там ноги подкосились, Она рухнула на постель и разрыдалась… На следующий день поехала увольняться с завода. Потом впала в депрессию, а когда очнулась - было уже поздно: Ее ждал аборт. \\\* Люди бросаются в огонь любви, зная, что могут обжечься. Страсть их гонит на этот огонь чаще всего вопреки разуму, вопреки житейской мудрости. Обжигаются, страдают и снова кидаются в этот огонь. Молча стоишь, когда забредешь в горелый лес: кажется, что нет и не будет никогда там больше жизни. Но, травинка за травинкой, а вскоре и тонкие, худосочные ростки сеянцев побеждают сплошную черноту. Приходишь другой раз, и еще, и каждый раз видишь, как мощно наступает жизнь в самом, казалось бы, тяжелом для нее положении. \\\* Месяц спустя наш герой лежал у своей новой пассии, яркой и спортивной девушки, разбившей немало сердец. Лежал и размышлял о несправедливости Любви: рядом с ним девочка, которая любит его и пойдет за ним, но ему она не нужна. А какой-нибудь парень сейчас жутко страдает, зная, что она с ним! А Он безответно любит совсем другую…Девушка обводила пальчиком линию его губ, иногда припадая к ним, жалась к нему. Ты знаешь, я свободна, как ветерок, но сейчас мне хочется быть только твоей, ходить с тобой… Побойся Бога, с тобой и так целое стадо любовников и поклонников ходит! А я себя чувствую последним в очереди - «Декамерон» какой-то! Первым, ты хочешь сказать! Первым, последним, но вид толпы вокруг тебя угнетает! Так угнетает, что не могу найти мужскую доблесть! Здесь была где-то, не знаешь, куда запряталась? Сопровождая свои слова забавными движениями, она торжественно изрекала: Да, я люблю косить мужиков налево и направо, налево и направо, сюда – улочка, туда - переулочек и люблю укладывать их в штабеля, в большие такие штабеля… Успокойся, не мной же собираешься косить… Да уж подручными средствами, какие найдутся… Лучше сразу покажи, в какой штабель укладываться… Трус несчастный! Хочешь уползти? Не выйдет!… Она щебетала, не умолкая, даже в самые интимные секунды. Это Его утомляло и начинало раздражать... Весь этот месяц Он приходил в себя, потихоньку оживая, но жизнь текла во многом машинально, механически. Та дьявольская смесь любви, ревности, уязвленного самолюбия уже почти перестала жечь: рана затягивалась. Он только не мог долго быть дома: боялся Ее звонка, знал, что тогда побежит как собачонка, поползет к Ней на коленках! Презирая себя заранее, убегал из дома. В сентябре Он все-таки не выдержал, дождался Ее после занятий, но Его встретили жесткие холодные глаза и не менее жесткие - слова. Он сильно напился в этот вечер, похоронив остатки надежд. На свой первый аборт Она шла как на казнь, на распятие… Она не спрашивала себя, за что такая кара, и думала не о себе. Она очень хотела ребенка от мужа, но не успела… Мысль о том, что маленькое существо, возникшее в ней сейчас, как дар Божий, абсолютно чистое и невинное Она отдает на казнь за свою распущенность, за свой грех, за свои «страсти-мордасти», жгла и растачивала ее силы. После аборта Она слегла и неминуемо оказалась бы в психбольнице, если бы не ближайшая подруга, которая вовремя оказалась рядом. Они многое сказали друг другу в эти дни. Подруга была более счастливой: был любимый муж и рос здоровый сын. \\\* Она позвонила Ему в новогоднюю ночь, поздравила, попросила, если Он еще не забыл Ее, приехать и проводить. Он примчался на такси. Она была уже подогрета шампанским, прямо при родне обвила его шею руками и между короткими сухими поцелуями шептала: «ты пришел, милый мой, наконец, пришел, мне было так трудно без тебя, не представляешь, как было пусто…Ты хотел меня видеть? Иначе бы не приехал? Теперь ты мой, мой, я никому тебя не отдам!» Слезы ручьями брызнули из его глаз, а Она прижала его голову к своей груди, как будто хотела, чтобы его слезы обожгли Ей сердце. И Они так сцепились в эту ночь, что долго не могли расцепиться, не веря своему счастью, тому, что снова вместе. Больше Они не расставались, разве что на один год его службы в армии после окончания института, и то Она три раза приезжала к Нему. И что удивительно: даже твердые как кремень в уставных порядках командиры добрели на глазах, когда видели эту пару, и давали Ему увольнительные на ночь – с кем собственно? Сразу же после Его возвращения Они поженились. Они никогда не спрашивали друг друга: любит ли Он, любит ли Она? Зачем? Они впитывали любовь с сияющих глаз друг друга, слышали в оттенках голосов, ощущали кожей…Они вычеркнули из памяти события того лета и никогда больше к ним не возвращались. Хотели не возвращаться… Скоро родился их первенец, и начались тревожные дни - Он запил, а Ей не удавалось добиться причины срыва. Он молчал. А всему виной была та злосчастная фотография! Он увидел ее случайно в пачке среди других фотографий, которые рассматривал в гостях у заводского инженера. Он уничтожил снимок, но не мог стереть его в памяти: пил, гулял напропалую, не ночевал дома. Его приносили пьяного и всего избитого, а Она, рыдая, смывала с его лица кровавые следы и ставила примочки. Она понимала, что Его боль как-то связана с Ней, и оттого мучалась еще больше. Она самоотверженно бросилась спасать Его, спасать семью, и постепенно, благодаря ее терпению и такту, беда отступила. Он долго выздоравливал, все еще мог сорваться, но эти срывы становились все реже и реже и, наконец, прекратились совсем. И сколько же сил нашлось в этой девочке, чтобы в то время тащить своими тонкими ручками и на тонких плечиках младенца и пьющего мужа! Счастливые времена потихоньку вернулись. Ведь Они любили друг друга. \\\* Однажды Она проснулась и, грациозно потягиваясь, сообщила, что видела сладкий сон - ясный и долгий. Потом, глядя в его смеющиеся глаза, резко поднялась: Так это был не сон! А мы не предохранялись! Тебе пора родить снова, ты уже созрела, да и разница в возрасте уже угрожающая. И ты посмел не посоветоваться со мной, мне ведь рожать! Я с тобой пол ночи советовался! Так появился на свет их второй сынишка, следом - дочка. \\\* Свой сорокалетний возраст Они перешли, как это часто бывает, в самом серьезном кризисе отношений. А началась эта долгая и жестокая размолвка вроде с мелочи, с неудачного разговора. Она давно уже старалась найти работу с более свободным, подходящим для нее графиком. С помощью друзей удалось найти такой институт и устроиться. И вот в первый день работы Ее вызвал директор. Когда Она его увидела, то молча развернулась, вышла из кабинета, забрала документы и уехала домой. Это был самый ненавистный для Нее человек, который уже один раз сломал Ей жизнь, изнасиловав на одной из вечеринок. Она не могла не то, чтобы работать вместе, - даже дышать одним с ним воздухом. Вечером, когда Она рассказала, что ушла с работы, не проработав и дня, Он, не понимая, долго допытывался, не приставал ли кто к Ней. Потом понял, что дело в старых «опасных связях». Их разговор принял неприятный оборот: Значит, встретила старого любовника, и Он стал тащить тебя… Не было этого. Тогда расскажи, что было! Если хочешь со мной жить, никогда не расспрашивай об этом… Удобно устроилась! Заводишь любовников, а мне даже расспросить нельзя… Она влепила Ему пощечину, влепила от души, так, что щека побагровела. С этого вечера между ними пробежала кошка - Они почти не разговаривали. Съедаемый ревностью, Он стелил себе отдельно на полу, на матрасе, приходил домой очень поздно в два-три ночи, часто пьяный. В выходные забирал детей и уходил с ними до вечера, приводил домой и мог уйти на ночь. Его белье несло запахи и следы других женщин, это злило Ее еще больше. Она кидала белье к его ногам и кричала, чтобы стирали те, от кого пришел. Случилось так, что нужно было идти к родственникам на свадьбу. Они не хотели, чтобы их разрыв был всем виден, и сыграли в прежние отношения, сыграли с таким настроением, что вдруг снова соединились. Потом совсем одурели от радости воссоединения, от того, что сбросили эти тягостные для Них цепи вражды, и провели полную счастливую ночь, под утро не предохраняясь. Это имело печальные последствия: Она забеременела, а Он ничего не хотел слышать о четвертом ребенке и требовал, чтобы сделала аборт. Он не был уверен в своем отцовстве, перенеся ощущения своего распутного периода на Нее. Как Она не сопротивлялась, Он буквально вытолкал Ее на аборт. Она перенесла второй аборт так же тяжело, как и первый, ведь у Нее перед глазами были трое Ее любимых и таких красивых деток. А каким мог быть четвертый? До конца жизни Она не простила себе и мужу этого преступного решения, а о четвертом ребенке говорила с Ним всегда так, как будто он родился и умер. Пришла беда – отворяй ворота! После аборта Она перестала получать наслаждение от любви. Сначала Она подумала, что это от перенасыщения, от недостатка желания. Она пробовала себя разжечь, придумывала самые разные способы, но все было тщетно. Она сдалась: ворчала, ложась в постель, что устала, что ничего от Него не хочет, что Он ведет себя как буйно помешанный на сексе мужчина, что Ему давно пора успокоиться. В редкие минуты близости могла начать обсуждать статью, или передачу, или говорить о проблемах. Его желание сразу опадало, а Она, удовлетворенно улыбаясь, замечала, что близость чаще одного раза в месяц Ему противопоказана. Она стала совсем другой, приобретя вместе с фригидностью лишний вес и занудный характер. Он умолял Ее сходить на консультацию к врачам, но ничего не мог добиться, кроме совета самому сходить туда, или еще подальше. Такие надорванные отношения растянулись у Них на целый год. За это время Она изменила Ему один раз, безуспешно пытаясь получить удовольствие от другого мужчины, несколько раз изменил Ей и Он, пытаясь найти новый объект для страсти. Его проблема была в том, что подсознательно каждая клеточка его тела любила только Ее, привыкла только к Ней и могла отвергнуть другую женщину. Не имея сил дальше продолжать такую жизнь, Он уехал в длительную безвылазную командировку больше, чем на полгода. Сначала Они сухо переписывались, Она сообщала, в основном, о детях. Прошло время, и Их прорвало: пошли письма сначала с робкими фразами о любви, потом все длиннее, жарче и откровеннее. Когда Он вернулся, Его встречала Она прежняя, трепещущая от ожидания, любящая и понимающая. Оказалось, чтобы встретиться, - нужно было надолго расстаться. \\\* Сейчас им за шестьдесят. Дети выросли и живут самостоятельно. Пошли внуки. Он сильно поседел. Она тщательно закрашивает седину и отлично выглядит со скидкой на годы. Конечно, прежняя пылкость исчезла, но Они по-прежнему живут полной жизнью. Остро чувствуя беззащитность человека в увядании, Они стали еще нежнее и предупредительнее относиться друг к другу. Старая, как мир, история любви… Старая, банальная, но всегда волнующая истина: Они оба потому и прошли всю жизнь, взявшись за руки, что каждый из них в молодости испытал горе, душевные невзгоды, испытал время, когда жить не хотелось. И снова пробудились к жизни! У таких людей любовь богаче, они ценят ее больше, они не мелочны, бережнее и справедливее к партнеру. Они не столь говорливы и умеют прощать. То развитие, какое получаем мы в любви, испытывая душевные муки и счастье, слезы отчаяния и радости, жгучие чувства стыда и ревности, обычно называют Воспитанием чувств.