Счастливые глаза

   Люди недоверчиво косились на небо. Оно обещало дождь. Поезда не было больше часа. Вынув из сумки книжку, я присела на скамейку рядом с женщиной в красном плаще. – Безобразие! Все электрички поотменяли. Обещала к сыну приехать пораньше, да не тут-то было, хорошо, если к вечеру доберусь, – обратилась она ко мне. – Вечно у них что-нибудь случается, – поддержала я. – Не думала, что придётся ждать часами, иначе не брала бы билет и поехала на маршрутке.

– Так вы еще и билеты покупаете?! Делать вам нечего. Это не мы им, а они нам за моральный ущерб платить должны. Сын мой работает с утра до вечера, а получает всего три тысячи в месяц. Не больно-то наездишься на такие копейки…

Она ещё долго ругала поезд, олигархов, правительство. Всё так. Но, Боже, как надоело! Каждый день одни и те же темы одними и теми же словами. И люди как будто все на одно лицо. С озлоблением поглядывают на часы. С остервенением толкают друг друга. Проклинают страну, в которой всё вывернуто наизнанку.

– Девушка, давно поезда нет, не знаете? – раздалось у самого уха.

Я утвердительно кивнула и уступила место: передо мной стояла старушка.

– Сидели бы, мне не хочется. А впрочем… всем места хватит. Присаживайтесь, мы и вдвоем поместимся, – улыбнулась она и поставила на землю огромную допотопную сумку.

Бабуся завязала платок, застегнула на пальто пуговицу и с любопытством посмотрела на нас обеих. Что-то заставило меня оторваться от книги. Эти глаза… с задорным огоньком среди мелкой сети морщин. Молодые, счастливые. Я никогда таких не видела.

…Толпа оживилась. Гул усиливался с каждой минутой. Дождались-таки! Не прошло и года. Пассажиры, обгоняя друг друга, бросились к поезду. В мутном окне мелькнул знакомый красный плащ. Ушла, не попрощавшись. Нет, не ушла – уходят англичане. Убежала, умчалась, унеслась. Я с привычной лёгкостью схватила багаж старушки. И оторопела: сумка была почти неподъёмная.

– Куда Вы с такой поклажей? – вырвалось у меня, когда мы с бабушкой примостились подле окна.

– Сестра больна, накупила ей несколько пачек макарон и еще кое-каких продуктов, – ответила она с улыбкой, выставляя напоказ последние уцелевшие зубы.

В тамбуре курили. В вагоне толкались и кричали. За окном проносились мокрые от дождя кусты, деревья, дома. Старушка оживилась.

– Девушка, прошу вас, выгляньте в окно! Видите зелёное здание? Это моя аптека, аптека, которой я заведовала сорок лет…

Я вежливо кивнула и слегка к ней подвинулась, ибо мужичок справа свесил голову прямо над моим плечом. Девушка, подталкиваемая кем-то сзади, недовольно оборачивалась и постоянно наступала мне на ногу.

– … до этого тридцать лет была провизором другой аптеки.

Тридцать плюс сорок – это семьдесят. Что-то путает бабулька. С арифметикой плоховато или склероз? Эх, старость не радость. Незавидная участь каждого…

Весь лоб в изогнутых бороздках. Отпечатки пережитых проблем? Не похоже. Какие-то они особенные, странно-веселые…И уголки губ не опущены, как у всех в этом возрасте. Сколько же ей? Семьдесят два? Семьдесят пять? Семьдесят восемь?

– А недавно отмечали юбилей этой самой аптеки, – неугомонно продолжала словоохотливая собеседница, – и меня пригласили, розыскали, привели… Ой, девушка, какой бал там устроили! Натанцевалась я до упаду! Спасибо, что не забыли. За все им спасибо.

Дорога вымотала всех. Вон дамочка, закрыв глаза, склонилась над любимым чадом. Уткнулся носом в грязное стекло товарищ милиционер. Усатый дед в грязном рубище уставился куда-то в угол. Ах, нет, совсем не в угол – аккурат на стройные ножки смазливой старшеклассницы. По вагону носился пивной дух. А старушка всё щебетала. Вспоминала молодость, улыбалась.

Я посмотрела ей в глаза. Они по-прежнему блестели. Только на одно мгновение в них как будто мелькнула грустинка.

– В прошлом году, помнится, бегала на рынок, готовила, стирала, сидела с внуками. Теперь не то. Пошатнулось мое здоровьечко. Да и пора уж…

Она вздохнула – и грустинка пропала. Я, не спуская с нее глаз, ждала продолжения. Мужичок, пользуясь моментом, прочно обосновался на моем плече.

– Неделю назад мне стукнуло девяносто шесть. Все-таки возраст. А жить-то хочется! И силы нужны. Сестренке моей пошёл девяносто девятый. Приеду, сварю макарончиков, пусть поест. Ой, любит, когда я приезжаю!

Она вышла в Мытищах. Держа в ещё крепких руках пресловутую сумку, долго стояла на платформе, провожая глазами электропоезд, следовавший в Москву. На прощание пожелала мне счастья.

Всю дорогу я вспоминала аккуратно завязанный серый платок… старомодное, но не затертое и не засаленное древней грязью пальто… неподъёмную сумку, в которой материализовалась бесконечная забота о старшей сестре. Счастливые глаза…

Иветта КРАСНОГОРСКАЯ.