Гоша

«Милосердие не всегда бывает добрым» Народная мудрость Вместо вступления …Он одиноко сидел под проливным сентябрьским дождем. Ветер рвал пожухлую листву, заставляя зябко ежиться. Но он не торопился – ему некуда было идти. Никто нигде не ждал его, и с каждым днем все труднее было находить укромное свободное местечко, где можно было бы приклонить голову – в уличной жизни существовала жесткая иерархия, и все «спальни с удобствами» – отапливаемые подвалы многоэтажек, и «бесплатные столовые» – мусорные контейнеры возле продуктовых магазинов – были давно и прочно забиты. Собратья-беспризорники не желали делиться своей законной добычей, почему-то не признавая в нем своего, и сейчас, сидя под холодным дождем, он не чувствовал ни холода, ни того, что промок до костей – он перебирал в памяти детские, такие расплывчатые впечатления о той поре, когда у него еще был собственный дом, где в любую минуту можно было найти утешение, уткнувшись в мамино плечо…

Он родился прекрасным солнечным днем, и, конечно, походил на миллионы других детей – крохотный, беспомощный комочек, ничего не умеющий делать и требующий неусыпного внимания и постоянной заботы; но для мамы он казался самым красивым, чудесным и необыкновенным, и, как многих детей, мама обычно называла его – Малыш. Она заботилась о нем так же, как все любящие родители о своих детях – лелеяла и баловала, говорила ласковые слова.

Малыш был слишком мал, чтобы понимать, что ему повезло, что у него есть дом, мама, крыша над головой и еда в тарелке. Он не знал, что для некоторых беспризорность, бесприютность – обычный образ жизни, и что бомж – это не ругательное слово, а зачастую просто несчастливое стечение обстоятельств. Однако именно ему, такому домашнему, незащищенному ребенку очень скоро пришлось на собственном примере убедиться, как переменчива бывает судьба…

Он не помнил, почему именно они – он и его мама – оказались на улице. Да мало ли сегодня существует ситуаций, когда вдруг живое разумное существо вынуждено менять уютное домашнее существование на «вольную» жизнь со всеми ее прелестями. Ему не было ни плохо, ни бесприютно – ведь рядом по-прежнему была мама, которая заботилась о нем, и давала ему все необходимое. Она ревностно следила за его и собственной внешностью, чтобы они не походили на классических бродяжек – и он был по-прежнему одним из самых симпатичных и ухоженных малышей: прохожие обращали на него благосклонное внимание, адетинепременно пытались найти с ним общий язык. Мама не сторонилась таких же несчастных братьев-бродяг, но старалась, не обижая их, держаться как бы над обществом изгнанных – и Малыш не чувствовал дискомфорта. Ему казалось, что-то, что существует вокруг – как бы само собой разумеющееся существование, и иного он просто не представлял.

… Мама всегда была осторожной – она не ввязывалась в уличные драки, не шла на конфликты, изящно обходя все острые углы их непростого быта. И в тот день – он особенно хорошо это запомнил – она торопилась к нему, раздобыв на этот раз не колбасных шкурок, и не второсортных объедков – это было что-то чудесно-свеже-пахнущее, такое вкусное, что он, видя с противоположной стороны дороги, как она торопится к нему с добычей, уже заранее предвкушал праздничную семейную трапезу… Она слишком спешила, и поэтому, несмотря на свою обычную осторожность, не заметила стремительно приближающегося грузовика. Визг тормозов смешался с криками, и Малыш, впервые испугавшись так, что не помнил, как оказался в темном подвале, не смог заставить себя выйти на свет очень долго – пока голод и смутное беспокойство не выгнали его на улицу. Он не знал, что делать, как себя вести, и интуитивно пришел именно на то место, где погибла его мать. Но там уже ничего не напоминало о недавней трагедии – деловито сновали люди, автомобильный поток прерывался только миганием зелено-красного глаза светофора. И во всем этом упорядоченном потоке каждодневной жизни только он, Малыш, не знал, что ему делать и куда идти…

Чья-то мягкая, ласковая рука опустилась ему на голову. Прозвучавший голос так участливо спросил: «Что, малыш, потерялся?», что он с полувздохом-полувсхлипом, с каким-то непонятным облегчением ткнулся в чужие колени. Недавняя апатия сменилась горячим желанием быть хоть капельку нужным, необходимым живому существу, и Малыш покорно засеменил за позвавшим его человеком. Они шли недолго – совсем скоро показался один из новых многоэтажных домов. «Что же мне с тобой делать?» - озабоченно спросил усталый, непонятно почему ставший вдруг таким родным голос. Малыш, мало понимая смысл слов, вдруг снова, как пару дней назад, почувствовал необъяснимую панику. «Ладно, не пугайся, что-нибудь придумаем»…

В светлой уютной квартире над ним поохали, но ничем не дали понять, что он нежеланный гость. Отмыли, покормили, и он, находясь уже в блаженном полузабытьи, лишь пунктиром воспринимал звучащие как бы вдалеке реплики:

• Думаешь, он ничей?

• Не знаю… слишком ухожен и хорош для бродяги. Но остаться здесь он не может!

• Не можем же мы его просто взять и выгнать?

Так получилось, что он все же остался здесь жить. Нет, не в квартире – это было бы слишком хорошо. Его, с молчаливого согласия соседей, оставили жить в подъезде. Соорудили из картона и ненужного тряпья постель, не забывали подкармливать. И, хотя некоторые из соседей хмуро делали вид, что не замечают его, с одобрения абсолютного большинства он считался кем-то вроде сына подъезда. Ему дали ему такое забавное имя Гоша – и он не возражал, соглашаясь со всем - ведь главным было то, что у него появилась хотя бы иллюзия собственного дома. Он уже понимал, что беспризорник, и что его пригрели только по доброте душевной – и потому всегда заглядывал в глаза с некоторой долей заискивания – мол, уж извините, если что не так…

Новая жизнь быстро вошла в привычное русло – Гоша выходил гулять во двор, как полноправныйчленсуществующего микро-сообщества, ему улыбались, общались на равных – отовсюду неслось: «Гоша, привет!», «Гоша, как дела?» Ему таскали лакомства – кто в открытую, кто украдкой – сосиски, сыр, домашние творожники… и он уже решил для себя, что навсегда обрел свое место под солнцем.

Он сам боялся признаться себе, что в его жизни всё настолько зыбко, что не хватает только маленькой случайности, какого-то микроскопического винтика, чтобы всё разрушить – и старался соблюсти тот хрупкий баланс, который позволял ему удержаться на плаву…

Но действительность преподнесла еще один урок – не менее жестокий, чем все предыдущие.

Гоша, став в одночасье любимчиком десятка людей, не задумывался, что его судьба-злодейка может снова сыграть с ним злую шутку. И злая тетка не заставила себя ждать. В один из густых августовских вечеров, когда воздух бывает особенно насыщен запахами астраханских арбузов и перезрелого укропа, и дети, предчувствуя наступление нового учебного года, особенно стараются выказать резвость, Гоша почувствовал себя неуютно. То ли он переел селедки, которой его угощали старинные вольные приятели, то ли просквозило от беспрестанных хлопаний входной двери – но вечером он не участвовал в детских играх, и ночь провел неспокойно.

Дискомфорта добавило и то, что вечером в подъезде колотили, что-то прибивали, и, в конце концов оказалось, что на вновь установленной подъездной двери установлена непонятная конструкция. По всему получалось, что попасть внутрь, равно как и выйти не так-то просто. Население подъезда радостно выражало одобрение по поводу того, что «наконец-то во всем будет порядок», кое-кто косился в его, Гошину, сторону, но малыш пока никакой угрозы для себя не чувствовал – ему было не до этого. Он трижды выходил во двор, вялый и слабый, и искал укромное местечко на несколько минут, и затем, обессиленный, медленно возвращался домой, в свое обжитое гнездышко под лестницей.

На следующий день он почувствовал себя немного лучше. Как обычно, прошел к подъездной двери, и… растерялся. Монолит новой, непривычно пахнущей железом и чем-то враждебным двери никак не хотел открываться. Гоша потоптался возле новоявленного монстра, тихонько подвыл, но все попытки выбраться наружу оказались тщетными. Надо ли объяснять, что он терпел до последнего, а потом… такого с ним не случалось с младенческих пеленок – он оскандалился, да так, что самому было нестерпимо стыдно. Он, как мог, пытался скрыть следы предательства своего ослабшего организма, царапая цементный пол и пугливо оглядываясь по сторонам, но, похоже, у него это плохо получилось. Толстенная, неопрятная баба, входя в подъезд, и почему-то легко открыв неподъемную неподвижную до того дверь, взвизгнула не хуже сирены «Скорой помощи»:

• Боже, я сколько раз говорила, что бродяжкам здесь не место! Убирайся сейчас же, урод негодный! Тут приличные люди живут, тебе здесь не место!

Новый статус Гоши был подтвержден воплем соседской девчонки, сообщившей соседям радостным голосом:

• А Гошу выперли!

И радовалась она вовсе не тому, что его выгнали, а тому, что она обладает новостью, и может поделиться ею со всеми, а еще тому, что она сейчас покатается на велосипеде, потом пойдет домой делать ненавистные уроки, зато перед сном почитает заветную книжку, а мама уютно подоткнет на ночь теплое одеяло…

Так Гоша оказался на улице, но у него не хватило решимости уйти от когда-то гостеприимного дома. Да и кто его ждал? А здесь он знал всех наперечет, его звали таким симпатичным именем «Гоша», кормили, и даже по-своему любили… Но было еще одно обстоятельство, которое держало его здесь лучше всех цепей: изящная девочка Сонечка, которая всегда находила для него необыкновенные слова, самые вкусные лакомства, и ради которой он готов был дежурить часами возле монстра-двери, навсегда закрывшей для него вход в уютный когда-то подъезд, который он считал своим домом.

…Хотя сегодня… он, как обычно, ждал ее возле двери, на улице. Шел мелкий нудный дождь, но Гоша с каким-то козлиным упрямством высматривал знакомую походку, и, услышав легкие шаги, рванул навстречу, приготовив самый преданный взгляд. Но Соня даже не посмотрела в его сторону. Как-то воровато пряча глаза, она проскользнула в щель ненавистной Гоше двери, и, захлопывая ее за собой, пробурчала: «Ходят тут всякие, только грязь носят».

Он, конечно, не понял смысла слов, но прекрасно уловил все интонации небрежно брошенной фразы. И почему-то с незнакомым доселе равнодушием еще раз посмотрел в окна когда-то такого гостеприимного дома слезящимися от холодного ветра глазами. Шерсть совершенно промокла, и худоба котенка-подростка стала особенно очевидна. Он машинально почесал за ухом, лизнув попутно подушечку задней лапки. Ему еще предстояло где-то скоротать эту ночь, но завтра он обязательно снова придет сюда. Вдруг его позовут назад, а его не будет? Ведь у него такое чудесное имя: «Гоша», а он, несмотря на молодость, уже знал, что у беспризорных кошек и собак имен не бывает…

…Через несколько месяцев во дворе появится пара симпатичных бездомных псов – игривая толстозаденькая «брюнетка» Мотя и апатичный песочного цвета Шон – и их, как и Гошу, пригреют, не дадут пропасть, и у него, вопреки поговорке: «Живут как кошка с собакой», появятся настоящие товарищи, но это будет потом… а сейчас ему было так одиноко, и он никак не мог понять, почему Соня прошла мимо, и даже не погладила его, как обычно? Ну почему?

Любовь ОТРЫВИНА.