Бессонница

Нет… Все равно не могу заснуть. Какой-то кошмар. Эта гроза… Кажется, что это нервное мигание электрических всполохов молний вытесняет из комнаты весь воздух. Душно, душно… Гром противный, непрекращающийся. Как грохот железных листов под шагами непрошеного ночного пришельца на крышу. Нетребовательный, неясный, но до одурения навязчивый. Хоть бы дождь пошел поскорее… Нет… Все равно не могу заснуть. Какой-то кошмар. Эта гроза… Кажется, что это нервное мигание электрических всполохов молний вытесняет из комнаты весь воздух. Душно, душно… Гром противный, непрекращающийся. Как грохот железных листов под шагами непрошеного ночного пришельца на крышу. Нетребовательный, неясный, но до одурения навязчивый. Хоть бы дождь пошел поскорее… Который час? Н-да… Завтра не встать. Муж сопит. Везет же людям со здоровой психикой. Спят себе. Отдыхают. Впрочем, нет сейчас никого со здоровой психикой, видимо. У моего - свои тараканы в голове. Вот, кажется, спит. Завтра проверит, чего это я ночью писала. Он все проверяет: где я была, последний набранный мной номер по телефону (шпионской методикой подсчета щелчков на каждую цифру), входящие-исходящие на сотке. На свой день рождения попросил в подарок телефон с автоопределителем номера. А я не подарила. Вот и дождь. Нарастает, рвется в дом. Затворяю огромное окно. Упираюсь в стекло лбом. Во всполохах молний двор и замершие дома с мутно-зелеными деревьями вдруг выступают из тьмы как днем. Пасмурным и нереальным днем, только место - мой двор. Будто все умерли и нет никакого света, кроме потустороннего спазменного электричества. Синяя мигающая сигнальная лампа из преисподней (странно, отчего ж тогда синяя?). И я не включу. Заворочался во сне муж. Что-то снится тебе, крейсер “Аврора”? Обнимал меня и целовал во сне, взмокший от душащей предгрозовой испарины. Потихоньку выползла из-под его рук. Я люблю тебя, люблю. Спи, котенок. Мой маленький сыщик. Когда ты станешь настоящим сыщиком, я больше не смогу с тобой жить. Или просто сольюсь со стеной. С ночью, грозой. Мне иногда кажется, что ты подслушиваешь и подсматриваешь мои сны и мысли, а не просто проверяешь сотку на предмет звонков. И чтобы ты ничего не заподозрил, надо перестать видеть сны и думать. И все будет спокойно. Ты не будешь дуться, психовать и дергаться. Эти хитрые по-детски допросы. Неожиданные звонки… Что ты хочешь знать, любимый? Я всегда тебя вижу, просто кожей чувствую твое присутствие. Даже когда ты прячешься в тени, за углом, искусно замаскировав машину. И даже, когда в сумерках и на расстоянии тебя не видать. Я тебя всегда вижу. ВСЕГДА. Иногда, даже когда тебя там нет. “Шутка!” Ужас. Это ты так во сне разговариваешь с неведомым собеседником… я во всем виновата. Из-за меня ты не спишь в провале, без снов. Или с цветными шариками до утра. Это я со своей запутанной жизнью однажды перешла тебе, солнечному, дорогу. Дождь кончился. Даже гром с молнией исчезли. Ну что, киска (это уже себе), этот вакуум лучше? Наверное, на задворках вселенной, в районе черной дыры и то больше жизни, чем в этой точке пространства, где я. Хочу малосольный огурец. Потому что вот то, что в этой пустоте осталось – запах маринада. Банально, да? Бабушка вечером поставила. Вот все и встало на свои места и предметы утратили призрачность, а ночь – тайну. Или нет? Как малыш, ей-богу! Забросил руку за голову на подушку, волосы взъерошены. Есть в спящем мужчине что-то совсем детское, умильное (может, только в моем?). Губы мягкие. И не поверишь, что этот рот сжимается в ту стальную складку, которая цедит сквозь зубы что-то типа: “Это, кажется, не входило в наши планы…” Или что-то еще похуже. Ласковая рука хлопает дверью и нет слез на свете, которые могли бы растопить этот ледяной жестокий холод. Да-да.. Мой не такой. Этот. И у подруги хороший, не сможет так поступить. Забыла почти, как лежала глазами уставившись в потолок (после наркоза он мне не сразу потолком-то показался) и думала (или произносила?): “…аборт, аборт, …аборт…” и не могла никак понять, что это и какое отношение имеет ко мне. Каждый из них может. Может… И делает. Какой-нибудь мужчинский поступок, раз или всегда. Со мной или с кем-то еще. И этот поступок (слово, движение, взгляд) роет ров между нами, самками и ими, самцами, глубиной в безразмерность. Мы тоже бываем всякими. Конечно. Но у нас иногда бывает сострадание. А они умеют его не иметь. И всегда как-то неожиданно и ни почему. Тогда, валяясь в палате, я слышала удар. Я знала, что это он стукнул машину. Не этот, сбивчиво по-детски лепечущий во сне, Другой. Он был таким же, с нежной складкой во сне. Не знаю, откуда знала, не поднимая головы, что из десятка машин во дворе поликлиники это та. Просто знала и все. И подумала: “пусть”. Мне все равно. Все теперь все равно. “Это же ты сама, ты, приняла решение!” Все звучит и звучит. Думала, что не прощу никогда. А нам все есть и есть что по этому поводу сказать друг другу. Только стоит начать… Вот почему мой муж в подворотнях. Мы с этим Другим все говорим и говорим, упрекаем друг друга и хвастаем новой жизнью. А я уже не могу, я знаю, что муж за углом, что ему больно, и зачем он смотрит, и мне его жаль, и больше не могу сосредоточится на теме разговора и тороплюсь домой, якобы не заметив его почти синхронной явки “с работы” за минусом (или плюсом) положенной шпионам паузы.Нам не стоит видеться. Да, видимо. Сейчас я уже знаю, что не изменю мужу. Только недавно я так избегала голоса в телефоне и махровых ресниц над убойными глазами (боже, как же я любила!), боясь греховных мыслей и бесстыжей памяти. Все куда-то уходит. Слава Богу. Смешно даже и странно: чем чаще я вижу плод искуса, тем меньше мне хочется на него смотреть (и наоборот?). Котенок, перестань за мной следить. Точки в своей жизни мне нужно все равно ставить самой. А весь это детективчик только нервирует меня, я сержусь и думаю о том, что захоти я обмануть – обману. Не надо никого проверять на вшивость (как говорил один мой знакомый: "Проверка на вшивость всегда показывает вшивость. Оно вам точно надо?"). Да.. да… Это не просто тараканы в голове. У них есть основания плодиться. И это не твоя любовь и ревность, милый. Это призрак моей измены. Я существо православное, я сама должна выиграть эту битву. Не мешай мне. Когда я смотрю в ласковые или печальные, но всегда пронзительно-испытующие глаза мужа, глажу его руки, то боюсь до тоски его потерять. Боюсь разрушить это хрустальный хрупкий рай тихих сладких вечеров вместе, спокойных выходных вдвоем (таких редких, к несчастью!). Кажется, я хочу, чтобы так было всегда… И все равно гуляю и гуляю по лезвию… Патология? Ничего навсегда не бывает. Я уже знаю. Я давно сравнительно живу. И боюсь все разрушить. Все время. Но все равно звоню. Хватаюсь за что-то, тщась остановить миг, движение, время. Тренируюсь в несуществующем волшебстве уловить неуловимое. Тому обещала сегодня позвонить. И не позвонила. Об этом тоже думаю в духоте. Но ведь зачем-то обещала? Что-то противное в голову лезет в последнее время, вся гадость и осадок со всей жизни. Обиды и недоговоренности ползут как щупальца в дурной американской фантастике из всех углов. Со всей взрослой жизни. Я ее не боялась когда-то, этой взрослости, когда мне было 17. Что-то уже в прошлом, которого я боюсь. Боюсь, что оно вырвется оттуда, вопреки всем законам возможного и разметет мой мир в прах. Боюсь. И звонить боюсь. Или уже не хочу? Боюсь, что муж прочтет эту мысль на моем затылке, и станет ему плохо. И не могу, не хочу потому. Хоть и знаю, что не узнает и не прочтет. И нет в этом ничего предосудительного, но какое-то чувство вины бежит впереди вины. Это же любовь, да? Мы ждем и ваших страстных историй!**_