Высшая мера для кредитора

Слава рос смышленым, но слишком уж непоседливым мальчиком. Меньше всего в жизни его интересовала школа и все, что с ней было связано. Но благодаря отменной памяти он умудрялся учиться на “четверки” и лишь иногда хватал “трояки”. И мечтал он не о дипломе врача или инженера и даже не о космосе, как большинство его сверстников пятнадцать лет тому назад, а о том, чтобы выиграть крупную сумму денег в лотерею, найти на улице толстый кошелек или, на худой конец, откопать где-нибудь клад. Слава рос смышленым, но слишком уж непоседливым мальчиком. Меньше всего в жизни его интересовала школа и все, что с ней было связано. Но благодаря отменной памяти он умудрялся учиться на “четверки” и лишь иногда хватал “трояки”. И мечтал он не о дипломе врача или инженера и даже не о космосе, как большинство его сверстников пятнадцать лет тому назад, а о том, чтобы выиграть крупную сумму денег в лотерею, найти на улице толстый кошелек или, на худой конец, откопать где-нибудь клад. Не случись перестройки, мечты эти так и остались бы мечтами, потому что если и были у нас в стране богатые и даже очень богатые люди, то об этом никому не было известно. И вдруг — как прорвало: обилие иномарок на улицах Москвы, оглушающая реклама всего, что душеньке угодно, по телевидению, выставленная напоказ жизнь “новых русских”. Появилась реальная возможность что-то купить, были бы деньги. А вот денег у Славы по-прежнему не было. От армии его освободила любящая мама. “Организовала” необходимые справки и не поленилась лично доказать в военкомате, что ее сыночек будет для доблестных советских вооруженных сил не ценным приобретением, а самой настоящей обузой. Поэтому с семнадцати лет Слава пытался заработать деньги там, где не были нужны ни знания, ни диплом, а лишь физическая сила да практическая сметка. Работал грузчиком в магазине, экспедитором, контролером на рынке, страховым агентом, распространителем лотерейных билетов. Понятно, что озолотиться на таких должностях, не нарушая впрямую Уголовный кодекс, было невозможно. Вот Слава и не озолотился. Зарабатывал себе на жизнь, и не более того. Перед самым началом “новых рыночных отношений” Слава женился. Выгодно, по понятиям того времени. Соседкой по лестничной площадке вместо четы пенсионеров стала молодая и довольно привлекательная женщина. Слава сделал предложение, получил согласие, расписался, прописался... Все, как обычно случалось раньше, когда получить жилье можно было только через брак. Союз этот оказался достаточно удачным. Маша, молодая жена, не требовала от супруга никаких особых подвигов, и даже то, что он часто менял места работы, ее не смущало. И тут подоспела перестройка. Первоначально Слава идеально вписывался в ту неразбериху, которая царила в экономике. Купить, перепродать с небольшой для себя выгодой, отщипнуть то тут, то там сравнительно небольшой кусочек временно бесхозной собственности — это занятие ему очень нравилось. Но в “новые русские” пробиться так и не удалось: всегда находился более изворотливый, а главное, более жесткий конкурент, который оттеснял Славу от очередного пирога как раз в тот момент, когда можно было добраться до начинки. Слава попытался взяться за дело круче, но... “поезд уже ушел”. Сферы влияния были прочно поделены, “на хапок” ничего уже не давалось. Пришлось пойти работать охранником, что приносило ничуть не меньше денег, чем прежние торговые операции Славы, но зато не требовало думать, создавать хитроумные комбинации и вообще крутиться. Отдежурил сутки — двое свободен, можно еще где-нибудь подработать. Недолго думая, Слава с Машей поставили крест на собственном предпринимательстве и начали жить проще. То есть тратить на себя какую-то определенную, но вполне приличную сумму, а остальные деньги откладывать. Переводить в валюту и прятать в тайник. В общем, стандартное поведение бывших совковых граждан, почувствовавших в руках хоть какие-то “настоящие” деньги. За четыре года не слишком строгой экономии было накоплено десять тысяч долларов. И хотя супруги старались соблюдать тайну (нынче и за десять тысяч рублей могут убить и не поморщиться), но какие-то сведения об их валютных запасах в ближайшее окружение все-таки проникли. Впрочем, дело ограничивалось тем, что два-три ближайших приятеля Славы время от времени просили ссудить “сотню баксов до получки”. То же самое делал порой и сам Слава, причем долги возвращались достаточно аккуратно. И никаких проблем не возникало до того самого злополучного дня, когда один из друзей Славы — Николай — попросил его поехать к кому-то домой в качестве сопровождающего, потому что он, Николай, собирается дать в долг этом кому-то крупную сумму денег и не желает делать это без надежных свидетелей. Раз надо — значит надо. Слава поехал и оказался свидетелем того, как Николай передал пожилому, благообразному мужчине пачку долларов и получил взамен расписку. И уже за порогом квартиры поинтересовался, много ли денег одолжено. — Прилично, — ответил тот. — Десять тысяч. Через два месяца получу двенадцать: расписка-то на эту сумму и выдана. Просто и изящно, а то деньги лежат без толку. Месяц спустя тот же самый Николай примчался к Славе в неурочное время и Христом Богом попросил одолжить ему денег. Но не сто долларов, как обычно, а все накопленные. По его словам, подворачивалось крайне выгодное коммерческое дельце, а он, дурак, все свои деньги одолжил. В обеспечение же предложил Славе взять эту самую расписку на двенадцать тысяч. — Я тебе деньги верну через пару недель, не сомневайся, — убеждал он Славу. — Но, сам понимаешь, бизнес есть бизнес. Пролетел, кинули, ограбили. Попал в аварию, наконец. Но это уже мои проблемы. А ты в любом случае получаешь свое, да еще с процентами. Если возвращаю я — тысяча сверху. А если... не дай Бог, конечно! — то и все две. Никакого риска. Поскольку Слава действительно не видел ничего подозрительного, то десять тысяч долларов Николай получил. Без расписки. Ни через две недели, ни через месяц Николай денег не вернул. К телефону у него в квартире никто не подходил, на своей работе он тоже не появлялся. Как в воду канул, причем, похоже, со всем семейством. Еще через две недели Слава, потерявший от беспокойства и сон, и аппетит, направился получать свои деньги к тому самому пожилому, благообразному мужчине, чья расписка лежала у него в кармане. И который по телефону заверил, что ждет и готов вернуть долг с процентами. Славу действительно ждали. Причем не только хозяин квартиры, но и милиционеры, которые его и арестовали за... вымогательство. Распиской же, предъявленной ошарашенным Славой, предложили утереться. Выражение, правда, было несколько иным, но смысл примерно таким. Мало ли где он эту расписку нашел. Доверенности-то на получение долга нет? А на нет и суда нет. Суд будет совсем за другое. Слава окончательно утратил здравый смысл и душевное равновесие и попытался набить морду мерзавцу-хозяину и дуракам-милиционерам. Первое частично удалось, второе с треском провалилось, и несчастного кредитора в наручниках препроводили “куда следует”. В Бутырки. Без допросов, бесед со следователем и прочей демократической чепухи. Следователи были загружены делами поважнее, и мелкому вымогателю-хулигану надлежало ждать решения своей участи столько, сколько потребуется. Хоть до посинения. Это ведь только к особо важным персонам у нас адвокат приезжает через час после задержания — какое бы серьезное преступление персона ни совершила, и забирает клиента под солидный залог. Ни к мелкому аферисту, ни, что грустно и несправедливо, к невиновному человеку никакого адвоката не пустят ни через час, ни через день, ни через неделю. Могут пустить только после первого допроса у следователя. А следователь занят более важными делами и так далее, расскажи мне сказку про белого бычка. Славу первое время мучили две мысли: за что его арестовали и что должна подумать Маша? И если на первый вопрос он внятного ответа получить не мог, то на второй ответ знал прекрасно: Маша наверняка сходит с ума от неизвестности и беспокойства, причем не одна, а со свекровью, то есть с его родной мамой. И вот это было хоть и слабым, но утешением. Потому что Маша абсолютно беспомощный по жизни человек, а вот мама, если понадобится, горы свернет, всех на ноги поставит, но судьбу сына выяснит, а выяснив, непременно поможет. Помогла же в свое время отвертеться от армии. Увы, на сей раз задачка оказалась посложнее. О местонахождении Славы его маме удалось узнать только через неделю. А узнав, она тут же обнаружила, что тюрьма — это не доблестные вооруженные силы и “закосить” от нее без очень больших денег невозможно. Славу обвиняли в вымогательстве и оказании сопротивления сотрудникам милиции. По словам опытных людей, три года — ничего страшного. Если действительно виновен, то, наверное, все справедливо. А если нет? — А на нет и суда нет, — говорили те же самые знающие люди. — Разберутся и отпустят. Только лучше для. подстраховки адвоката взять. Сами-то вы вряд ли добьетесь. Адвокату удалось добиться только того, что Славе наконец было предъявлено обвинение. Но такое, что “тянуло” по меньшей мере на десять лет лишения свободы. Оказывается, он якобы вымогал деньги угрозами в адрес жизни хозяина дома и членов его семьи. Ему же вменялся в вину угон машины у того же “должника”, якобы в счет процентов к долгу. Плюс чужая расписка: Николая нигде не могли обнаружить и решили, что Слава просто избавился от своего приятеля с целью завладения деньгами. И это уже пахло совсем иной мерой наказания. Полгода Слава провел в общей камере Бутырской тюрьмы. Дважды объявлял голодовку, но не смог долго выдержать. Один раз пытался порезать себе вены — помешали и отправили на обследование. С диагнозом “вменяем” вернулся в тюрьму. И тут адвокату наконец удалось добиться свидания со своим подзащитным. А потом — его свидания с женой, после которого Маша три дня пролежала в полной прострации. — Он там погибает, просто погибает! — рыдала она. — Похудел килограммов на десять, кашляет все время, грязный, глаза безумные. Он же ни в чем, ну ни в чем не виноват! Почему они слушают этого как бы “потерпевшего”, верят ему, а Славу сразу объявили преступником? Адвокату, кстати, без особых усилий удалось установить, что Николай не исчез, а просто переехал в другой город. Продал квартиру и укатил со всем семейством за несколько тысяч километров от столицы. И спокойно обживался на новом месте, ничуть не тревожась о судьбе друга. А когда Маша на свои последние деньги поехала в далекий город и умоляла Николая помочь Славе освободиться, в ответ услышала лишь веселый смех: — Не надо быть лопухом и давать деньги в долг без расписки! Но вообще-то я у твоего муженька никаких денег не брал. Ты не свидетель, а лицо заинтересованное. И взаймы я денег никому не давал, учти. Расписка поддельная, если надо — доказывайте обратное. А меня оставь в покое. Посидит Слава, глядишь, поумнеет. Скоро его домой не жди — на таких дураков очень удобно чужие преступления списывать. Еще чего-нибудь откопают или подкинут. А ко мне больше не таскайся и вообще меня в это дело не впутывай, а то сядешь вместе с мужем. Поняла? Маша поняла только одно: последняя надежда спасти Славу от тюрьмы испарилась без остатка. Теперь она уже мечтала только о том, чтобы скорее состоялся суд. Не оправдают — так хоть в колонию отправят. Там у каждого свое место на нарах, свежий воздух и, главное, определенность. Самое страшное теперь было в том, что суд все откладывался и откладывался. Славу арестовали два года тому назад — суда не было до сих пор. Более того, следствие до сих пор не закончено и, судя по тем темпам, которыми оно ведется, вряд ли будет закончено в ближайшие годы. И происходит это не потому, что к Славе имеется какое-то предвзятое отношение со стороны следователя. Точнее, следователей, потому что они постоянно меняются. Это — норма. В камере, где сидит Слава, из ста человек почти восемьдесят ждут вынесения приговора больше полугода. А человек сорок — больше года. Среди них есть преступники, есть жертвы чужих махинаций, есть невиновные. И они официально считаются невиновными, пока суд не докажет обратного. А суда все нет и нет. История грустная, история, по-моему, страшная. Потому что на фоне громких и кровавых преступлений, о которых мы слышим и читаем ежедневно, она выглядит милым пустяком. Никого не убили, не искалечили, не взорвали квартиру, не пустили по миру. Отобрали сбережения — так сам виноват, не давай в долг без расписки. Впрочем, известно достаточно случаев, когда деньги давали под расписку, под именные акции, под всевозможные банковские гарантии — и оставляли кредиторов с носом, причем речь шла не о нескольких тысячах, а о нескольких миллионах долларов. Ну и что? Кого-то поймали, кого-то осудили? Да нет, конечно. Правда, и лопухов-кредиторов в тюрьму не сажали и не угрожали им строгими мерами наказания вплоть до высшей. Так что рассказываю я все это с одной-единственной, очень скромной целью: люди, не развешивайте уши. Не влезайте в дела, которые представляются вам сомнительными. Заступиться за вас будет некому, а от сумы и от тюрьмы еще наши предки учили не зарекаться, а были они не глупее нас с вами. Вот и все. Осталось только добавить, что все имена в этой подлинной истории вымышленные. Маша просила меня это сделать, потому что боится, что ее Славу в тюрьме просто убьют. И не охрана, а кто-то из сокамерников, по команде “с воли”. Кстати, похоже на правду. Надежда лишь на то, что суд все-таки состоится. На его исход и подсудимому, и его близким уже давно наплевать. Потому что год в Бутырках многие променяли бы на высшую меру. По принципу: лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас. Светлана Бестужева-Лада**_ “Ситуация, увы, достаточно распространенная, хотя, разумеется, малоприятная. Не секрет, что следователи перегружены текущими делами, а в тюрьмах находится большое количество людей, формально невиновных. И изменить положение можно только проведением радикальной судебной реформы, поскольку нынешнее судопроизводство не в состоянии справиться с многократно возросшей преступностью. Не секрет также, что наши суды крайне неохотно выносят оправдательные приговоры, именно потому, что подсудимые сплошь и рядом уже провели в заключении более или менее длительное время, а какая-то компенсация (хотя бы моральная) за это не предусмотрена. Вот и выносят приговор, срок по которому примерно совпадает с уже отбытым. Это – малоприятная реальность нашей жизни, и помочь может опять-таки судебная реформа. Мне, как профессионалу, трудно понять адвоката (или адвокатов), занимающихся этим делом. Но, возможно, вне поля зрения автора статьи остались какие-то детали, имеющие первостепенное значение, а именно в них заключается суть. Тем не менее, я бы посоветовал активнее добиваться скорейшей передачи дела в суд. А также подачи встречного иска по поводу обманного присвоения крупной денежной суммы.”