Она без меня погибнет

   Анне Васильевне было за сорок и никаких особых иллюзий насчет устройства личной жизни она уже и не питала. Муж уехал работать за границу, все обещал устроиться и вызвать ее к себе, да так и не вызвал. Хотя устроился неплохо: быстро оформил развод, женился на местной даме не без средств и теперь вовсю занимался бизнесом.

Это Анна Васильевна пережила без особых стрессов, хотя, конечно, веселого в ее положении было мало. Работала редактором в почти процветающем книжном издательстве, где сотрудникам платили вовремя и неплохо, во всяком случае, ей и сыну-студенту вполне хватало на относительно безбедную жизнь. К тому же мальчик оказался талантливым, с пятого курса был отправлен на стажировку в Германию, да так там и остался, натурализовавшись, по примеру отца, с помощью женитьбы на сослуживице-немке.

Это было более чувствительным ударом, потому что Анна Васильевна отдавала себе достаточно трезвый отчет: сына она теперь будет видеть крайне редко, да и то, если он сам этого захочет. Или если ей удастся накопить достаточно денег, чтобы позволить себе недельную поездку в Германию для знакомства с невесткой и внуками. Именно в это время у нее появилась стойкая привычка пить на ночь снотворное, в сумочке носить валидол, а валеринку включить в “ежедневное меню”.

Коллеги и сочувствовали, и завидовали. Сама себе хозяйка, обслуживать никого не надо, денег на жизнь хватает, на работе ценят. Особо участливые советовали завести какую-нибудь домашнюю живность: собачку, например, или, лучше, кошку. Кошка была лучше собаки только потому, что ее не нужно было выгуливать два раза в день, но и только. Но Анне Васильевне не хотелось ни собаки, ни кошки. Ни даже канарейки или рыбок. Временами ей хотелось буквально выть от тоски в своей уютной квартирке с прекрасной библиотекой, роскошным, почти новым телевизором с видеомагнитофоном и музыкальным центром. А временами просто не хотелось жить, хотя о таких ее настроениях никто не догадывался: “держать лицо” Анна Васильевна умела. Так что сочувствие коллег закончилось быстро, а зависть не проходила: элегантная, ухоженная, уверенная в себе, все еще красивая женщина явно не нуждалась ни в какой жалости, а просто замечательно устроилась в жизни. Всем бы так.

Были, конечно, и поклонники. Но то ли Анна Васильевна была слишком разборчива, то ли ее не устраивала современная манера ухаживать: напроситься в гости, оглядеться и попытаться тут же затащить хозяйку в койку. Никому в голову не приходило пригласить в театр или в кафе, наконец. И уж совсем разили наповал планы тех, кому глянулись в одинаковой степени и квартира и хозяйка. Вывод был один: женимся, живем здесь, мою берлогу сдаем, деньги откладываем на черный день. Такие перспективы не рисовали только те ухажеры, которые уже имели в своей квартире вполне законную жену. Эти искали спокойную, неприхотливую любовницу, с которой можно время от времени “отвести душу”. К такой роли Анна Васильевна была решительно не готова. Дома посидеть она и одна могла, а если душа жаждала прекрасного, то можно было пойти в театр или на концерт со старинной приятельницей, которая тоже жила одна, но не из-за развода, а из-за того, что муж, после двадцати лет сносного, хотя и бездетного брака, погиб в глупейшем дорожно-транспортном происшествии: пьяный водитель наехал на автобусную остановку.

Но в один прекрасный день все переменилось. Коллеги с изумлением увидели в глазах Анны Васильевны прежний блеск, она как бы даже помолодела, стала еще больше следить за собой и время от времени вела какие-то таинственные переговоры по телефону, явно не с автором. Коллектив подумал и сделал правильный вывод: “Наконец нашла себе нормального мужика”.

Увы, они не знали того, что “нормальный мужик” был давно и прочно женат. С Анной Васильевной они встретились на книжной ярмарке, обсудили кое-какие литературные проблемы, приятно удивились совпадению своих вкусов, продолжили дискуссию в маленьком ресторанчике, а потом новый знакомый, который представился Владимиром Николаевичем, предложил отвезти Анну Васильевну домой. И не просто в собственном автомобиле, а на черной “Волге” с шофером и даже со спецсигналами. Такую роскошь он объяснил очень просто: хозяину крупного охранного агентства нужно держать марку. А он именно хозяин, и ко всему прочему, генерал в отставке.

Владимир Николаевич не попросил напоить его кофе и вообще не сделал ни единой попытки проникнуть в квартиру своей новой знакомой. Просто дал ей свою визитную карточку и попросил об ответной любезности, каковую и получил. Вот после этого и начались те загадочные телефонные звонки, которые так заинтересовали коллег Анны Васильевны.

Роман проистекал стремительно и не сказать, чтобы уж очень банально. Почти каждый день Владимир Николаевич заезжал к концу рабочего дня за Анной Васильевной и вез в какой-нибудь ресторанчик. Букеты роскошных роз в доме просто не переводились. Довольно скоро из ресторанчика стали приезжать к Анне Васильевне домой, со всеми проистекающими отсюда последствиями. А затем было признание в пылкой любви и… предложение руки и сердца.

• Но ты же женат… - растерялась Анна Васильевна.

• Просто нужно время, чтобы развестись. И есть только одно “но”. Моя супруга настолько неприспособлена к жизни и беспомощна, что я боюсь, без меня она просто погибнет. Нужно все как следует обдумать, как сделать так, чтобы она потеряла минимум в связи с разводом. Ей, бедняжке, и так несладко придется: профессии нет, в Москву мы перебрались лет семь тому назад, подруг – никаких, все родственнике живут в Липецкой области.

• Конечно, - тут же “вошла в положение” Анна Васильевна, - не стоит пороть горячку. Но она ведь, наверное, догадывается…

• Догадываться она может сколько угодно. К счастью, у меня такая работа, что я бесконечно в разъездах, могу иногда месяцами обследовать филиалы в других городах. Для нас с тобой это очень удобно.

“Было бы очень удобно, - подумала тогда Анна Васильевна, - если бы ты не носил с собой все время этот чертов мобильный телефон”.

Судя по голосу, слишком часто доносившемуся из трубки, Владимир Николаевич свою супругу, мягко говоря, идеализировал: голос вполне мог принадлежать какой-нибудь торговке на рынке, привыкшей командовать грузчиками. А звонила генеральша практически каждый час, если не чаще, и, судя по всему, не прочь была устроить мини-скандальчик прямо по телефону. Выключать аппарат на время общения с Анной Васильевной Владимиру Николаевичу и в голову не приходило, точнее, он почитал “отключение правительственной связи” слишком явным доказательством своей супружеской неверности.

А время шло, ни на миллиметр не приближая развитие событий к разводу и последующему бракосочетанию. Теперь Владимир Николаевич все чаще “вызванивал” Анну Васильевну в обеденный перерыв поближе к своему офису, и основное общение происходило в небольшом, мало кому известном, хотя и элитном, кафе. Потом шофер вез Анну Васильевну на работу или домой. Правда, звонил Владимир Николаевич по несколько раз в день, но разговоры становились все короче и короче.

• Она хотела покончить с собой, - мрачно заявил Владимир Николаевич в один из своих редких вечерних приездов к возлюбленной. Я вернулся поздно, а она лежит на кухне без сознания…

• Таблетки? – холодея от ужаса спросила Анна Васильевна.

• Нет, просто выпила целиком бутылку водки. А она ведь практически не пьет.

Анна Васильевна проглотила просившуюся на язык фразу о том, что так с собой не кончают, так начинают спиваться. Или продолжают, если процесс был когда-то уже запущен. Вне всякой логики ей было жалко свою соперницу, которая, как ни крути, прожила с мужем около тридцати лет, моталась с ним по всяким гарнизонам, пока не осели в Москве и действительно была абсолютно одинока. Поскольку детьми этот брак Господь не благословил.

• Может быть, ее нужно положить в неврологическую клинику? – робко предложила Анна Васильевна.

• Она не хочет. Но я что-нибудь придумаю, не беспокойся.

Легко сказать: “не беспокойся”, когда речь идет о жизни и здоровье женщины, состояние которой не могло не отражаться на Владимире Николаевиче, а значит, опосредованно, и на ней, Анне Васильевне. И как можно было не волноваться, если вдруг, вместо запланированной совместной “командировки-отпуска” Владимира Николаевича, о которой они уже давно мечтали (точнее, мечтала Анна Васильевна) появилась необходимость недельного пребывания вместе с супругой в подмосковном санатории. Оттуда даже позвонить было невозможно, генеральша не отходила от мужа ни на шаг. За эту неделю Анна Васильевна обнаружила у себя первые седые волосы и первые явные признаки невроза.

Конец этой истории приблизила сама Анна Васильевна, которая, на свое несчастье, влюбилась в Николая Владимировича без памяти. А поскольку встречи становились все короче и короче, то она стала писать возлюбленному длинные романтические письма, высказывая в них все то, что не успевала сказать при непосредственном общении. Одно из таких писем – неподписанных, естественно! – обнаружила генеральша при очередной ревизии карманов супруга.

Для Анны Васильевны это было тройным потрясением. Во-первых, она не могла понять, как можно унизиться до обыска. Вот просто так взять и обшарить все карманы. Во-вторых, их роман с Владимиром Николаевичем оказался расшифрованным – теперь генеральша точно знала, кто ее соперница-разлучница. Как это можно было определить по пусть и любовному, но неподписанному письму, понять так и не удалось, но Анна Васильевна подозревала, что Владимир Николаевич не выдержал допроса с пристрастием и, как говорится в определенных кругах, “раскололся”. Не такой уж хрупкой и беспомощной оказалась генеральша. И не такой уж непрактичной: через несколько дней на имя директора издательства пришло письмо, в котором содержалось категорическое требование: разобраться с сотрудницей, которая ведет аморальный образ жизни и норовит разбить здоровую семью.

Слава Богу, времена у нас уже не те. Анна Васильевна лишь выдержала получасовую “отеческую нотацию” директора, который не без удовольствия разбирал подробности “аморалки”, но вовсе не собирался принимать какие-то кардинальные меры: работа Анны Васильевны была безупречна и расставаться с ценным кадром из-за сомнительности ее морального облика даже и не думал. Ведь не в своем же собственном коллективе шашни завела! А остальное – ее личное дело, только он, директор, рекомендовал бы ей вести себя поосмотрительнее и поводов к таким письмам не давать. Не девочка ведь уже…

Вот именно, что не девочка. Анна Васильевна, выйдя из руководящего кабинета, чувствовала себя облитой помоями с ног до головы. А когда выяснилось, что за считанные часы пикантная новость облетела уже все издательство, почувствовала себя так скверно, что коллегам пришлось вызывать для нее “Скорую”. Неделю после этого Анна Васильевна провела на больничном, причем не формально, а действительно больная. За это время Владимир Николаевич позвонил только один раз и обещал обязательно приехать. И приехал… накануне того дня, когда Анне Васильевне нужно было возвращаться на работу.

• Анечка, мне самому неприятно, что так получилось. Но пойми и ты: больная женщина, истеричка, климакс опять же. Я даже не знаю, как она могла вычислить место твоей работы.

• Вот это как раз понятно: “стукнул” кто-то из твоих сотрудников. Думаешь, на твоей фирме никто ни о чем не догадывается? Да и я пару раз в самом начале там появлялась. “Засветилась”, так сказать.

• Ерунда! Ко мне тысячи людей ходят…

• Не считай своих сотрудников глупее себя, - устало вздохнула Анна Васильевна. – И не считай свою супругу такой горлицей беззащитной. Она с чем угодно способна справиться, пойдет вперед, как танк.

• Я понимаю, ты обижена, тебе тяжело, поэтому ты не справедлива. Это ты сама можешь справиться с чем угодно. Ты же очень сильная женщина…

• Я? – искренне поразилась Анна Васильевна. – Я сильная женщина? Ты шутишь!

• И не думаю. Знаешь, малыш, нам нужно на какое-то время перестать встречаться, пусть страсти утихнут. А я тем временем подготовлю свою супругу к неизбежности развода. Да и о жилье для себя мне нужно позаботиться, квартиру я, конечно, оставлю ей, тут вопросов нет.

Все было правильно, все было логично, но какое-то внутреннее предчувствие беды не оставляло Анну Васильевну. Владимир Николаевич даже не звонил, на один ее робкий звонок на мобильный телефон ответил довольно резко, дав понять, что занят, а других попыток она не делала. На работе все постепенно улеглось, поскольку свежего материала для сплетен не поступало. Только нервы оставляли желать лучшего: невроз перешел в стойкую депрессию и слезы лились как-то сами по себе.

“Сильная женщина плачет у окна”, - с некоторым сарказмом вспоминала она иногда слова из песни Пугачевой. Какая же она сильная? Она в тысячу раз слабее и беззащитнее этой самой кошечки-генеральши, неужели Володя этого не понимает? Чем же она его держит? Ведь ни разу по-настоящему доброго слова о ней не сказал, явно не любит. Жалеет? А ее, Анну Васильевну, почему не жалеет? Наверное, потому, что тоже не любит. Или… просто боится неприятностей.

Наверное, за свою любовь нужно бороться. Но как? С кем? Она не находила ответов на эти вопросы. Ответ пришел сам, откуда она его и не ждала.

Как-то в издательской курилке она оказалась случайной свидетельницей разговора двух молодых секретарш. Те взахлеб обсуждали какую-то сенсационную для них новость и даже не обратили внимание на то, что в курилке уже не одни.

• Ксюхе-то как повезло! Всего без году неделя, как из своего Мухосранска прикатила, а теперь – на тебе! Госпожа генеральша! Ловко мужика окрутила, хотя способ старый, как мир. Секретарша забеременела от шефа! Даже не смешно.

• Так шеф вроде бы женатый..

• Еще как женатый… был! Мне рассказывали, у него какой-то серьезный роман образовался, так его мадам так пассию своего супруга шуганула, что та чуть в Кащенко не угодила. Такая, знаешь, интеллигентная дама, Ксюха рядом с ней дешевка-дешевкой.

• Зато с генеральшей справилась так, что та даже квартиру разменять согласилась. Нашла коса на камень… Нет, в провинции кадры все-таки крепче…

Девчонки, пересмеиваясь, убежали по своим делам, а Анна Васильевна осталась буквально окаменевшей. Очнулась только тогда, когда сигарета, догорев почти до фильтра, стала обжигать пальцы. Конечно, это просто совпадение, мало ли в Москве генералов. Или…

Вечером, презирая себя за слабость, она позвонила помощнице Владимира Николаевича, которая ей в свое время даже симпатизировала. Уж та-то, безусловно, в курсе. И Наталья Федоровна не обманула ее надежд:

• Да, взяли на работу секретаршей какую-то свиристелку. Ну, может, и хорошенькая – за краской не разглядишь. Ножки, попка и грудь, как у Мэрлин Монро. Мужики наши специально в приемную заходили, чтобы на нее посмотреть. А она, видать, нацелилась на самый верх.. Ну, Владимир Николаевич не святой, сама знаешь. А через два месяца эта красотка ему говорит: так мол и так, я от тебя беременна, об аборте речи быть не может и вообще нужно официально оформить отношения. Он хотел, по-моему, увильнуть, но ребенком она его крепко прижала. Кто-то стукнул генеральше, та примчалась, устроила дикий скандал, до драки дело дошло. Победила, как ты догадываешься, молодость. За месяц она их развела, за второй – квартиру разменяла…

• Он же собирался квартиру жене оставить, - вырвалось у Анны Васильевны.

• Так ему Ксения и позволила! Теперь бывшая генеральша кукует в однокомнатной где-то в Бибирево, а молодые двухкомнатную “сталинку” в центре обживают. Ксения уже в декрете, так что шеф только о будущем ребенке и говорит.

Наталья Федоровна помолчала немного и добавила:

• А ведь он тебя любил, я знаю. Только не умеешь ты за себя постоять. Одно слово – москвичка.

• Я же сильная женщина! – горько усмехнулась Анна Васильевна. – Справлюсь. Новая-то жена, чай, беспомощнее котенка. По замашкам видно. Ну ладно, спасибо за информацию. Не говори шефу, что я звонила, ладно?

Конечно, Наталья Федоровна проговорилась. Потому что через несколько дней позвонил сам Владимир Николаевич и предложил встретиться “на нейтральной территории”. Просто посидеть после работы в каком-нибудь кафе. По ее выбору. Анна Васильевна от предложения была не в восторге, но еще больше ее огорчило то, что она на него согласилась.

• Ты пойми, малыш, - тихо говорил Владимир Николаевич, нервно крутя в руках рюмку с коньяком. – Ну, сглупил, мужик ведь, не бревно. А тут – ребенок. Мне всю жизнь сына хотелось. Ну, хотя бы дочку. Да и сама Ксана еще дитя малое, пропадет она в Москве без надежной поддержки. Она без меня не справится…

• А я? – бесцветным голосом спросила Анна Васильевна. – Я без тебя справлюсь?

• Ты сильная женщина, Анечка. Прости меня, пожалуйста. Так жизнь сложилась…

“Крикну – а в ответ тишина, снова я останусь одна. Сильная женщина плачет у окна…”- снова вспомнилась Анне Васильевне пугачевская песня. Но оказавшись дома, плакать не стала. Она просто думала, как ей пережить ту огромную пустоту, которая образовалась внутри нее. Ну, был роман, ну была любовь, но все ведь рано или поздно кончается. Вот и кончилось. Теперь нужно взять себя в руки и жить дальше.

Она сможет…наверное. Она же сильная женщина.

Завтра читайте вторую историю.