Прима-балерина (Матильда Кшесинская)

   Она могла бы стать последней русской императрицей, но страстный любовник оказался, на беду, послушным сыном — царственные родители сказали ему: “Что? Жениться на этой... актрисе? Нет!” — и он повел под венец другую — принцессу. Романтические надежды рухнули, однако отвергнутая и не подозревала тогда, что суровый поворот одарит ее богатством и славой, а самое главное — сохранит долгую-долгую, до 99 лет, жизнь. Между тем родовитая соперница, занявшая ее место, в июле 1918 года была расстреляна в подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге. Вместе с детьми и мужем — Николаем II...

Слухи о том, что наследник престола цесаревич Николай оказывает балерине Матильде Кшесинской особое внимание, никого, в общем-то, не удивили — красивая девушка! Вьющиеся волосы, высокий лоб, прямой нос, большие глаза... Ростом невелика, однако при тонкой талии — замечательно выдающийся бюст. Весела, умна, без претензий в общении, хотя и проговаривается порой, будто происходит из древнего рода польских графов Красинских. Но это скорее всего тщеславная выдумка отца — Феликса Кшесинского, который если чем и вправе гордиться, так лишь счастливым продолжением прочной фамильной традиции — службой на сцене.

К тому же благорасположение наследника не нарушало норм — мужчины из царской семьи всегда тяготели к артисткам Императорского театра. Скажем, великий князь Николай Николаевич старший очень увлекался балериной Числовой, вел с нею затяжные беседы, в результате чего у Числовой появились два сына и две дочери. А великий князь Константин Николаевич? Он столь восхищался искусством балерины Кузнецовой, что в этом бесконечном восторге построил ей двухэтажный дом и гостил в нем неделями. Или князь Долгоруков, который откровенно покровительствовал юному танцовщику Мише Александрову, сыну балерины, и когда кто-нибудь изумлялся, что Миша и лицом, и фигурой — вылитый князь, балетоман Долгоруков туманно ответствовал: “Загадка природы, милостивый государь!”

Кажется, роман Матильды с Николаем (она звала его — Ники) развивался по обычным канонам: он приходил на ее спектакли, посещал гримерную, присылал цветы, потом — подарки с записками. Однажды навестил ее дома, после чего, проложив тропу, стал заглядывать чаще. Вероятно, присутствие остальных членов семьи Кшесинских досаждало обоим, поскольку вскоре молодая балерина нанимает особняк на фешенебельном Английском проспекте, реконструирует его по своему вкусу и... “Мы стали близки”, — неопределенно обронила она позже в мемуарах, хотя, наверное, ни для кого в высшем свете не было секретом, чьими стараниями состоялось новоселье.

Наследник засыпал ее подарками, которые, по ее мнению, были хорошими, но не крупными. И действительно, начал он с золотого браслета, украшенного большим сапфиром и двумя бриллиантами такой же величины. Затем — восемь золотых, осыпанных драгоценными камнями чарок для водки. Затем — свой фотопортрет с неосторожной надписью: “Моей дорогой пани”. Затем — тот самый особняк на Английском проспекте, прелестная брошь в виде бриллиантовой змеи, свернувшейся кольцом вокруг сапфира...

В воспоминаниях, написанных 60 лет спустя, Матильда Кшесинская утверждала: их чувства друг к другу были искренни, глубоки и беспредельны, любовь — обоюдной и страстной. Увы, родители Ники восстали против их связи, почти приказали ему взять в супруги немецкую принцессу Алису Гессенскую, нареченную впоследствии Александрой Федоровной. Матильда располагала даже доказательствами — письмами цесаревича, полными решительных клятв, что только она была, есть и будет объектом его неизменной нежности. К сожалению (ну, конечно же!), письма утеряны...

У нас нет оснований не доверять актрисе, еще при жизни возведенной в ранг выдающейся, великой. Ее бурный успех на балетной сцене, по суждениям критиков, объяснялся ярким темпераментом, наполнявшим любой ее танец мощным эротическим подтекстом, будоражащим воображение сановных зрителей. Знаменитые итальянские гастролерши, прежде покорявшие петербургскую элиту своей виртуозной техникой, в сравнении с Кшесинской выглядели бесстрастными заводными куклами и потому вынуждены были покинуть Россию, уступив пространство “наложнице” (как тогда говорили) наследника престола.

Свадьба Ники и Алисы стала, думается, горем для балерины Кшесинской, однако для цесаревича — вряд ли. Он назначил ей последнее свидание за городом... на сеновале. Как оно происходило — неизвестно, но, согласитесь, в выборе места прощания есть нечто оскорбительное. Добавим сюда и последующие события. Разве посмел бы, например, великий князь Сергей Михайлович (без сомнения, прекрасно осведомленный об отношениях будущего императора и талантливой балерины) поспешно занять освободившееся место, если бы любовь Ники была подлинной? Впрочем, то же касается и Матильды. Она призналась, что Сергей Михайлович стремительно завоевал ее страдающее от одиночества сердце и тотчас заплатил за право владеть им — купил на имя Кшесинской великолепную дачу. Осиротевшая Матильда поблагодарила и для полноты счастья попросила субсидировать еще и приобретение дачной электростанции. “Многие мне завидовали, — сообщала она_, — так как даже во дворце не было электричества”._

Она вообще отличалась хозяйственной хваткой. Каждый подарок независимо от ценности заносился в специальный реестр. Каждая обновка, включая юбки, фиксировалась в журнале, причем указывалось, в каком именно шкафу, на какой полке хранится вещь.

Продав дом, полученный от Ники, и построив другой, вошедший в историю как дворец Кшесинской (с его балкона потом выступал Ленин), она обзавелась ледником и винным погребом, прачечной, сараем для экипажа и автомобилей, держала корову, свинью, козу... Мебель заказала у известного фабриканта по индивидуальному проекту... Во все это были вложены немалые деньги, о происхождении которых спрашивать, естественно, в обществе было неприлично, да и без необходимости — владелица всех этих богатств устойчиво пребывала в роли героини скандальной хроники. Великий князь Сергей Михайлович, ревниво опекавший Матильду, по своему положению не имел возможности находиться при ней неотрывно, и, дабы балерина не скучала, досуг ее занимали то молодой дипломат Стас Поклевский (“Подарил мне чучело убитого им медведя, а кроме того — механическое пианино...”), то гусар Николай Скалон (“На память о нем у меня остались часы для ношения в петлице — миниатюрный циферблат, окруженный бриллиантами”), то улан Митусов, то великий князь Владимир Александрович (“На Пасху он прислал мне огромное яйцо из ландышей с привязанным к нему драгоценным яичком от Фаберже”)... Ее окружение блистало титулами и званиями. Одни рвались сюда сами, других она улавливала в искусно расставленные сети. “У него, — писала она об очередном “плененном”, — была связь с графиней X., о которой все в городе знали. Я пустила в ход все свое кокетство, чтобы заставить увлечься мною, и этого достигла”.

Поучительно, как она завоевывала даже строгих государственных мужей. Вот она выпросила аудиенцию у министра императорского двора барона Фредерикса. Собираясь на прием, тщательно обдумала свой туалет: платье шерстяное светло-серого цвета, плотно облегающее дразнящие формы тела. Того же цвета треугольная шляпа. Заранее приготовила комплимент: “Только благодаря вам я делаю хорошо 32 фуэте...” Министр в недоумении: "Как? А я-то тут при чем?” — “Все очень просто: чтобы выполнить фуэте, не сходя с места, надо иметь перед собой ясно видимую точку при каждом повороте, и так как вы обычно сидите в самом центре партера, в первом ряду, то даже в полутемном зале на вашей груди ярко выделяются своим блеском ордена...” Министр польщен, он теперь готов выполнить любую просьбу.

Ну а что же Ники? Он, уже самодержец, отнюдь не забыт. Да, между ними дистанция огромного размера, но женщина, превратившая юношу в мужчину, полагает, что, как человек благородный, он помнит об этом факте. В трудных ситуациях, когда пакостят завистники, когда недруги стараются подставить ножку, когда хочется чего-то, правилами не разрешенного, Матильда через посредников обращается к государю, и тот поощряет ее монаршей милостью, о чем сразу становится известно в городе. И никому не нужно ломать голову, откуда у балерины Кшесинской изумрудное колье, а на корсаже — массивная бриллиантовая брошь со свисающими, как дождь, бриллиантовыми нитями и столь же массивными изумрудом и бриллиантом яйцевидной формы. Откуда у нее бриллиантовый орел в платиновой оправе на платиновой цепочке и с розовым сапфиром, оправленным в бриллианты? Царский подарок!

Нетрудно догадаться, что Николай II слышал о тех, кто сменил его возле прима-балерины, и о великих князьях прежде всего. Кажется, его это не волновало. Между тем родственная эстафета передавалась дальше — сын настойчивого ухажера, великого князя Владимира Александровича, Андрей, влюбился в Матильду. Она старше Андрея на шесть лет, у нее за плечами – житейский опыт, в совершенстве постигнутое искусство обольщения. Сперва — частые, но исключительно целомудренные встречи, после — поощряющие к действиям вечерние прогулки, совместные поездки, в том числе и за границу, и — “Позвольте поздравить, ваша светлость! Я - беременна!”

В июле 1902 года Матильда Кшесинская разрешилась сыном. Его назвали Владимиром. Великий князь Сергей Михайлович в негодовании: мальчик явно не его! Великий князь Владимир Александрович, отец Андрея, постояв над люлькой внука, размышляет о превратностях судьбы: а ведь малыш мог быть и его сыном! “А признайтесь, Матильда, — спрашивает он, растревоженный сомнениями, но, не закончив мысли, бросается в крайность: — Пожалуй, при определенных обстоятельствах, при некоторых шагах с вашей стороны я не откажусь признать ребенка своим”. Старик явно намекает на готовность к близости.

Ей это уже не нужно.

У нее — Андрей. Замужество с ним принесло бы ей, отторгаемой царским семейством, титул светлейшей княгини. Однако Андрей медлил с предложением руки и сердца. Медлил 20 лет! За это время она отказала великому князю Сергею Михайловичу, простившему ей измену с Андреем и вознамерившемуся вступить с ней в законный брак. За это время она потеряла все.

После Февральской революции был разграблен ее дворец, она пыталась спасти хоть что-то, однако драгоценности растащили по России оккупировавшие особняк солдаты, вещи напялили на себя или расторговали служанки. Однажды она увидела знаменитую большевичку Александру Коллонтай - комиссарша разгуливала по саду в платье и горностаевом пальто, позаимствованных из шкафов Кшесинской.

После Октябрьской революции ей пришлось бежать на Северный Кавказ и ждать там, когда в стране восстановится порядок. Однако не дождалась и в феврале 1920 года навсегда покинула русскую землю — начальник английской базы в Новороссийске посадил высокопоставленных российских господ и знаменитую балерину на итальянский пароход “Семирамида”, направляющийся в Венецию.

У Кшесинской и ее спутников почти не было багажа. У самой Матильды — лишь запасное платье. У Андрея — золотой портсигар да пара запонок от Фаберже. Ну и немного денег — как раз столько, чтобы из Венеции добраться на поезде до французского местечка Кап д'Ай — тут находилась вилла, купленная Андреем за 180 000 франков и подаренная Матильде еще в те благословенные годы, когда даже мысль о какой-либо революции могла возникнуть в уме только тяжело больного человека.

Первое, что они сделали, заложили виллу: жить было не на что.

Здесь, в изгнании, Матильда стала-таки княгиней Она не вернулась на сцену, хотя ее настойчиво приглашали, соблазняя весьма выгодными контрактами. “Нет-нет, с этим покончено!” — отмахивалась она. И только однажды, в 64 года, нарушила собственный запрет, исполнила в Лондоне коронный свой танец — “Русскую”. И как исполнила! Он стал сенсацией сезона.

Царица сцены и княгиня эмиграции, нуждаясь в средствах, открыла студию, и ее ученики основали потом балетные театры в разных странах. Она пережила мужа на 15 лет и умерла в 1971 году — не в бедности, но и не в роскоши. Может, потому что любила бывать в казино и играть в рулетку, всегда ставя на число 17, чем заслужила прозвище Мадам Семнадцать. До самого дня кончины, несмотря на более чем преклонный возраст, она ничего и никого из своих поклонников не забыла. Стоило появиться на столе букету сирени, и воспоминания обуревали старую даму. Превыше же всего ценила, что выделена из прочих почетным званием “Заслуженная артистка Императорских театров”, а после — званием “прима-балерина”. В том театре она была единственная и последняя прима-балерина...