Кровавая шалунья Ренессанса (Лукреция Борджия)

Эта женщина явилась миру в 1480 году четвертым ребенком римской аристократки и кардинала. Ее папаша, как и положено католическому священнику, давал в свое время обет безбрачия, однако стоит ли ожидать какой-то честности от человека из рода Борджиа? Впрочем, и окружающие сеньоры были не намного честнее. В эпоху Ренессанса Мадонн писали с самых известных куртизанок, вместо Библии юные девы штудировали перед сном “Декамерон”, а в одной из книг того времени сам Христос соблазнял монашенку... Так что нравы были еще те. Эта женщина явилась миру в 1480 году четвертым ребенком римской аристократки и кардинала. Ее папаша, как и положено католическому священнику, давал в свое время обет безбрачия, однако стоит ли ожидать какой-то честности от человека из рода Борджиа? Впрочем, и окружающие сеньоры были не намного честнее. В эпоху Ренессанса Мадонн писали с самых известных куртизанок, вместо Библии юные девы штудировали перед сном “Декамерон”, а в одной из книг того времени сам Христос соблазнял монашенку... Так что нравы были еще те. Девочку нарекли Лукрецией. Ее семейство занимало самое скандальное место в Римском обществе, как самая гнусная, развратная, кровожадная и вероломная фамилия. Да к тому же еще несметно богатая. Что и говорить, девочка выросла на славу. Ей не было и десяти лет, когда ее собственный отец начал торговать прелестями дочки. Он… предложил ее на ночь дряхлому коллеге-кардиналу в обмен на поддержку своей кандидатуры на папских выборах. Прелести десятилетней Лукреции Борджия были оценены по достоинству, и вскоре ее отец стал папой Александром VI. Что не помешало ему и дальше приторговывать хорошенькой дочуркой, да и самому время от времени лакомиться ее услугами. А чтобы ее мамаша не мешала “воспитанию” дочери в нужном ключе, бывший любовник удачно выдал ее (мать Лукреции) замуж за богатого венецианского купца и сплавил подальше от шалостей дочки. Помолвки Лукреции с богатыми женихами следовали одна за другой, но после получения щедрых даров от жениха отец невесты тут же терял к реализации матримониальных планов всякий интерес. Но женихи не отступали. Необыкновенно грациозная и приветливая златовласая и темноглазая красавица, чьи прелести и искусство в любви к пятнадцати годам стали уже легендой, привлекали многих мужчин, не слишком приверженных строгой морали. Однако Лукреции навсегда было уготовано остаться в собственной семье. В ее услугах (как для любовных, так и для политических интриг) нуждался не только отец, но и братья. Благосклонность сестры, как и щедрые денежные подачки отца, стали причиной частых ссор двух братьев. Большинство этих радостей доставались старшему — красавцу и любимцу отца Хуану. Что приводило его младшего брата Цезаря, отличавшегося уродством и вспыльчивостью, в бешенство. После очередной семейной пирушки два наемника подкараулили Хуана, закололи и сбросили в Тибр. Несмотря на то, что “заказчик” убийства Цезарь был сыном самого Папы, скандал замять не удалось — ведь убитый тоже не был “простым смертным”. Разумеется, за убийство Хуана ответили совсем другие неугодные люди, чьи состояния ловкий папа прибрал к собственным рукам. Лукреция же в это время отдала все силы на восстановление мира в семье. Она не только “утешала” отца, но и пылко задабривала Цезаря, хотя потихоньку и сожалела о веселом и красивом брате-любовнике, ушедшем во цвете лет. Цезарь стал практически главой семейства Борджиа. На пирах, которые теперь задавал он, полновластной царицей правила сестра. Распутство этих вечеринок было в диковинку даже видавшим виды согражданам. Невиданное богохульство потрясло и Ватикан: распутная девица частенько занимала отцовское верховное место председателя на совещании святой коллегии. И это при том, что в папском дворце вообще запрещалось присутствие женщины! Лукреция много раз выходила замуж, но всегда возвращалась в постель к отцу и брату. Жизнь ее богатых мужей обычно заканчивалась раньше естественного срока. В ход шли искусные яды, безотказные кинжалы, бесшумные шелковые удавки. Яды пользовались особым успехом у всех Борджиа, которые превратили отравления своих врагов в такие хитроумные действа, что даже честные люди преклонялись перед таким высоким искусством. Борджиа были, так сказать, гениальными химиками, готовя экспромтом без всяких рецептов и записей столь безотказные составы, что их тайну до сих пор не могут раскрыть ученые. Фирменным рецептом семьи было отравление персиком, разрезанным пополам ножом, отравленным лишь с одной стороны. Надо сказать, что отравления были тогда вообще очень в моде, и все люди вели себя довольно осторожно. Они практически не снимали перчаток и не брали в рот ничего, что не отведал бы заранее другой человек или собака. Вот почему уловка с персиком была порой единственно возможным способом перехитрить бдительного врага и получила широкое признание среди современников. Другим методом из арсенала Борджиа до сих пор пользуются спецслужбы. Знаменитый “укол зонтиком” — тонкая игла, в резервуаре которой находится яд, – тоже, представьте себе, изобрели родственники прекрасной Лукреции. Шалунья Лукреция не отставала в смертоносной изобретательности от мужчин. В ее арсенале имелся специальный ключ от потайной двери к ее спальне. Этот ключ она вручала очередному надоевшему любовнику. Как только бедняга вставлял ключ в замочную скважину, его ладонь слегка укалывал маленький шип. Через сутки человек мирно умирал дома, а Лукреция получала в последнюю ночь с будущим покойником ни с чем не сравнимые сексуальные удовольствия. Разумеется, вероломный папа и сам умер от яда. По легенде, он принял якобы по ошибке снадобье собственного приготовления, припасенное для расправы с неугодными кардиналами. После смерти высокопоставленного отца Цезарю пришлось бежать от неблагодарных соотечественников в Наварру, где он и погиб самым тривиальным образом – в бою. Лукреция прожила еще шесть лет и умерла в возрасте 39-ти лет. В последние годы она стала ревностной католичкой, изо всех сил пытаясь отмолить свои бесчисленные грехи. Она раздала все свои неправедно нажитые богатства на благотворительность и вела скромную безгрешную жизнь. Впрочем, злые языки поговаривали, что ее здоровье, подорванное в молодые годы невоздержанностью, просто больше не позволяло ей постельных утех.