Всего одна жизнь

   Она сидела в уголке, возле самой стенки, маленькая, хрупкая девушка с огромными голубыми глазами. Пожалуй, даже и не очень симпатичная, испуганная какая-то, как попавшая под дождик кошка, тощая и жалкая. Острые плечики, сгорбленная спина с выпирающими лопатками, грубые разноцветные ботинки на толстой подошве и худенькие почти детские коленки. На вид ей было лет пятнадцать. Она сидела согнувшись, обхватив себя скрещенными на животе руками, и о чем-то напряженно думала, уставившись в одну точку на старом, местами потрескавшемся линолеуме пола. Её неровно подстриженный ежик топорщился на затылке какими-то нелепыми цветовыми сочетаниями, как будто неумелый художник взял наполовину вылезшую кисточку и небрежно раскрасил прядки, подвернувшиеся под руку.

Очередь к гинекологу в женской консультации - не самое веселое место. Все напряжены и не спешат весело щебетать о всякой ерунде. Ходить по врачам - вообще удовольствие не из разряда приятных, а уж к этому специалисту мы и вовсе не спешим. Потому что если ты нормальный человек, а не извращенец, тебе неприятно, когда кто-то проникает внутрь твоего организма и исследует там каждый сантиметр своими руками или с помощью зеркал и компьютера. Все равно... Твою телесную оболочку, закрытую для постороннего взгляда, нагло вскрывают, нарушая допустимые границы проникновения, и делают какие-то свои медицинские выводы о том, все ли с тобой в порядке. Пусть это делает врач, какая разница. Все равно неприятно.

Пока я философствовала в таком духе, пытаясь скрасить напряжение ожидания, очередь дошла до девушки.

Она резко встала, первое инстинктивное движение ее было направлено прочь от этого «страшного» кабинета. Даже корпус развернулся в другую сторону.

• Ну, что же вы, девушка? – Недовольно проговорила хорошо одетая дама средних лет, прятавшая свою робость перед предстоящим визитом за чтением бульварного романа.

Не выдержав напора обращенных в ее адрес взглядов, девушка, как в пропасть, шагнула за порог кабинета, медленно прикрыла за собой дверь, и я услышала ее хриплый сдавленный голос:

• Здравствуйте?

• На что жалуетесь? – Сквозь плохо притворенную дверь раздался громкий женский голос.

• У меня задержка 12 недель, – едва слышно проговорила девушка.

Из кабинета выглянула медсестра, обнажив унылую внутренность небольшой комнаты, где за столом восседала внушительная фигура крашенной блондинки неопределенно-бальзаковского возраста (видимо, это и была врач). За ее спиной зловещими рогатинами торчали перила гинекологического кресла. Хорошо видна была сгорбленная спина девушки, сидящей напротив врача.

Медсестра посмотрела на размер очереди, присвистнула и попросила больше не занимать. А строгая врачиха между тем железным голосом вещала на весь коридор:

• Сколько вам лет? Где ваша карточка? В какой школе вы учитесь? – Вопросы сыпались из нее, как из рога изобилия. И я невольно съежилась, представляя себя на месте этой маленькой девчонки, которая сейчас перед ней сидит. Мне до боли хотелось вскочить и попросить ее разговаривать с девочкой как-то иначе. Мало ли что. Подумаешь, задержки в их возрасте при нашей экологии и нестабильной психологической обстановке могут быть вызваны чем угодно.

• Я уже работаю...

К счастью, дверь захлопнулась, голоса стали едва различимыми, и я осторожно посмотрела по сторонам. Все женщины немигающим взглядом уставились на дверь, за которой разворачивались такие «интересные» события. Каждая из них уже наверняка нарисовала в своем воображении какую-нибудь душещипательную историю на предмет увиденного и услышанного, и может быть даже посочувствовала бедняжке, которая «залетела» так рано.

Дама с романом вздохнула и, укоризненно покачав головой, сказала:

• Вот она, современная молодежь. Два вершка от горшка, а уже беременные...

• Откуда вы знаете? - Попыталась я встать на защиту девушки, но, поймав на себе дружные осуждающие взгляды общественности, поспешила отвлечься и пройтись по коридору. Не сиделось как-то. Разволновалась я что ли, представив на месте этой девочки свою десятилетнюю дочь.

Женская консультация старенькой районной поликлиники была мало приспособлена к экскурсионным обзорам: крашеные стены, давно не перестилавшийся линолеум, лавочки вдоль стен с потертыми по краям коричневыми клеенчатыми сидениями – все как обычно. Никаких современных наворотов.

Кроме разве свежих, довольно симпатичных стендов-ужастиков о женских болезнях, способах контрацепции и вреде абортов.

Чтоб скрасить томительное ожидание предстоящей экзекуции я решила посвятить его самообразованию, невольно подвернувшаяся моему жадному взгляду популярная статья заставила на какое-то время прилипнуть глазами к стене. Я, конечно, знала, что аборты вредны, и сама никогда искусственно не прерывала беременность, потому что считаю, что это убийство, но то, что складывалось из довольно сухих статистических строчек, просто поражало:

Я с невольным содроганием читала строчки, информативность которых, перемешанная с эмоциональной негативной окраской описания, заставляли глубоко задуматься над операцией, кажущейся многим самой рядовой медицинской манипуляцией.

Некоторые женщины на аборты ходят как на работу, считая их самым надежным средством контрацепции. Им кажется, полезнее для организма женщины спать с мужчиной и не предохраняться, чтоб все происходило естественным путем и ощущения не нарушались, и гормональный фон был нормальный. А выскоблить матку по живому и при этом уничтожить маленького человека – это вовсе не вредно и не страшно. Вот бы они прочитали нечто подобное… Сто раз подумали бы над своим решением.

А очередь моя тем временем застряла, потому что вот уже около часа за дверью кабинета стояла гробовая тишина. А, может быть, там просто очень тихо о чем-то говорили.

Наконец, дверь распахнулась. Из кабинета вышла медсестра с пачкой каких-то бумаг, потом выдвинулась плотная фигура строгой врачихи в расстегнувшемся на груди халате и маленькая фигурка девушки. Она смущенно улыбалась.

Глаза и лица всех трех женщин были красными, словно они только что побывали в сауне. Казалось, минуту назад все они дружно плакали о чем-то своем, о женском, самом сокровенном. Потому что какое-то едва уловимое чувство просветления, которое испытываешь после искреннего очищающего раскаяния, прощения и сострадания, которое невозможно скрыть, словно витало в воздухе, наполняя его едва уловимыми флюидами теплого человеческого участия.

Строгая врачиха другим, глубоким грудным голосом говорила что-то медсестре об анализах и заведении отдельной карточки, потом оглянулась к девушке, подождала, когда та с ней поравняется, обняла за плечи и сказала:

С гордо поднятыми головами процессия прошествовала в сторону регистратуры, чтоб никто из нас больше не сомневался, что все будет хорошо.

Странно, они ни слова не сказали о том, чем все закончится. Ведь «все хорошо» могло быть и при операции по прерыванию беременности. Но я почему-то была уверена, что девочку уговорили не делать аборт. И еще я подумала, что эту страшную статью для стенда в коридоре написала именно строгая врачиха. Иначе и быть не могло.