Роман по-американски (часть вторая)

Глава 7     На обед мы доели остатки борща, подогрели чизбургеры и открыли одну из баночек мясного паштета. Том попросил "Охотничьих просторов". - Зачем? - удивилась я, - тебе же не нравилось.

• Ко всему человек привыкает, - заметил Том, - и потом я же хочу стать настоящим русским.

Я не стала интересоваться, для чего ему это надо (я даже не знала зачем он вообще приехал в Россию) и протянула ему заветную бутылку. Том налил себе и выпил даже не поперхнувшись.

• Браво, Том! Ты начинаешь делать успехи!

• Знаешь, мне даже понравилось, - он довольно потергрудьи пояснил, - жарко.

• Том…

• А-а?

• Ты долго еще в России будешь?

• Ты не поверишь, Катья, но у меня маленький отпуск и я здесь отдыхаю. У меня здесь есть один русский друг… Paul…sorry, Павел, и он предложил мне пожить немного у него. Я давно интересовался Россией. Ей у нас многие интересуются, но я хотел все знать, как на самом деле есть. Поньимаешь?

• Еще бы. Тебе стало любопытно, а правда ли то, что у нас нет телевизоров, и по улицам ходят бурые мишки, да?

• Не ирозируй…

• Иронизируй, - поправила я машинально.

• Да-да. Мне нравиться здесь. Здесь живут удивительные люди. Другие люди. Они какие-то…веселые что ли… нет, живые! Понимаешь, Катюша, они настоящие! - Том сильно обрадовался своему открытию, - у нас со всеми одно и то же. Никто никогда не ссорится. Все друг другу улыбаются, даже если они враги.

Том аккуратно сдернул полиэтиленовую пленку с чизбургера и протянул его мне.

• У меня бабушка русская, эмигрантка, - продолжил он, - Она-то меня мало и научила русскому. Еще сказки рассказывала. Хорошие такие сказки. Я их до сих пор помню. Про рыбку из золота и мальчика-колобка.

• А мне про репку нравиться… - почему-то сказала я.

• О! - оживился Том, - в этой сказке опять же присутствует идея русского коллективизма. По отдельности они не могли, а зато вместе сразу достали репку!

Я никогда раньше не задумывалась над тем, что в этой простенькой сказке присутствует такая глубокая идея.

• Знаешь, один раз Павел привел меня на …банкет… Там я как раз понял, что для русского человека главное - истина. Из-за истины там начался большой спор. Я плохо понимал, хотел вмешаться, чтобы они не ссорились, но Павел мне сказал: "Оставь их, Том, у нас это называется разговором на чистоту. Скоро они успокоятся". И действительно, они начали громко кричать, даже подрались, мне показалось, что они убьют друг друга… Но потом выпили и обнялись со слезами на глазах. Мне в тот раз показалось, что я никогда не видел таких сильных друзей.

• В таком случае мне надо будет обязательно сводить тебя к дяде Степану. Вот уж действительно любитель истины и разговоров на чистоту…

• Дядя Степан? Это твой родственник, Катья?

• Нет, это мой сосед.

• Тогда почьему же ты зовешь его "дядя"?

И действительно, почему? А вот как, опять же, ему это объяснишь?

Я дожевала свой чизбургер и налила нам обоим "Охотничьих просторов".

• У вас удивительная дружба. Когда я был маленьким, Катья, мы с одноклассниками сделали одну пакость учителю, которого не любили. Я все сразу рассказал тому учителю. Он меня похвалил и попросил сказатьименатех, кто все это делал. И я сказал. Дома я похвастался бабушке. И она очень расстроилась. Она говорила мне, что выдавать своих друзей нельзя, даже если они не правы. Я тогда еще не понял, почему, и бабушка рассказала, как чекисты пытали ее мужа. Они его ослепили, потом вырвали ему ногти…

• Том, прекрати, ради Бога, я не могу…

• … но он не сказал им про своих друзей. Он ничего им не сказал, Катья, и умер за это. Но не сказал. Мне стало гордо от того, что у меня такой дед. Я больше никогда ни на кого не доносил. У нас это сейчас везде, только называется по-другому - сотрудничество. Один из главных лозунгов: "Thank you for cooperation!". Не доносительство, а кооперация. Между властью и гражданами.

• Может быть это и лучше, чем полное отсутствие сотрудничества между властью и народом, как у нас. Хотя и власти-то у нас нет…Пей, "настоящий русский"!

Я загасила пламя и закопала в костровые угли картошку. Том тем временем ополунил свою кружку и поднялся со словами:

• Я за дровами пойду. Русский мужчина должен сильно работать.

Интересно, что бы он подумал, расскажи я ему про то, как добрая половина русских мужчин целыми днями валяется около телевизора. Как, например, Сережка…

Мы прожили на "Опушке шести сосен" еще два дня.

Я научила Тома ловить рыбу. Его так сильно охватил азарт, что он весь день просидел под палящим солнцем с удочкой. Вечером он протянул мне четыре рыбешки:

• Ты умеешь варить уху?

• Конечно, Том.

• Вот смотри, какие большие караси, - похвастался он.

У него было такое довольное лицо, что мне не хотелось его разочаровывать, сообщая ему, что караси вовсе не большие, и что это вообще не караси, и что ухи из них никак не сваришь. Пришлось поймать еще парочку настоящих карасей тайком от него, и приготовить уху.

• Закрой глаза, - сказал мне как-то Том.

• Я послушно закрыла глаза.

• Стой и не подглядывай!

• Стою и не подглядываю.

Чувствую, что к моему лицу прикасается что-то холодное. То ли стеклянное, то ли пластмассовое.

• Можно открывать! - разрешил Том.

Я открыла глаза и в первый момент ничего не увидела. Потом сообразила, что на мне солнечные очки. Том поспешил поднести мне зеркальце. Да-а. Оправа - что надо. Я сняла очки и рассмотрела вблизи. На дужке было написано Christian Dior. Быстренько в уме прикинула, сколько же это может стоить. Вышло, что очень много. Одна моя зарплата.

Вечером следующего дня мы должны были уезжать. Мы немного постояли на берегу реки и я кинула в воду серебряный рубль.

• Чтоб вернуться, - пояснила я Тому.

Он тут же сбегал за свои бумажником, вытащил оттуда горсть центов и уподобившись сеятелю забросил как можно дальше.

• Чтоб скорее вернуться, Катья.

Рюкзаки наши заметно полегчали. Я с удовлетворением отметила, что Том самостоятельно собрал палатку.

Электричка была полупустой. Выходные давно закончились и дачники уже уехали. Мы заняли скамейку в середине вагона. Том достал свой плеер с наушниками. Один наушник он предоставил мне. Эта была кассета с русскими романсами.

"Не жалею, не зову, не плачу,

Все пройдет, как с белых яблонь дым.

Увяданья золотом охваченный,

Я не буду больше молодым…" Сколько же лет было Есенину, когда он это писал? Двадцать шесть, по-моему. Да-да, двадцать шесть. Почти столько же, сколько и Тому.

Немного взгрустнулось. Да, верно - все пройдет. Пройдет и никогда больше не вернется. Улетит Том в свою Америку, вдоволь надышавшись мной и российскими просторами. Уедет, как миленький. Уедет - не смотря на то, что у нас "живые и настоящие люди", а у них только сотрудничество; несмотря не то, что у нас главное истина, а не выгода. Уедет, и будет там улыбаться всем без разбора. Даже врагам.

Стало темно, и зажгли свет. За окном шел дождь. Он стучался в стекло оставляя на нем длинные тонкие штрихи и как бы просился во внутрь. Тусклый свет лампочек изгонял из вагона сумерки. Было тепло и уютно. И хорошо было знать, что где-то за этим уютом шел холодный моросящий дождь, и что нас там не было.

Тома, наверное, коснулось мое плохое настроение, потому что он обнял меня и сказал:

• Не печалься, Катья, у нас все будет не как в песне, не как с яблонь дым.

• Все в порядке, Том. Все хорошо.

По приезду домой, Том всерьез занялся моим гардеробом. Мы объездили все магазины города, пока он, наконец, не выбрал, за баснословную, как мне казалось, сумму, несколько платьев, блузок, две пары джинсов и туфель.

• Ну вот, - удовлетворенно сказал он, - теперь ты вообще самая красивая женщина на планете.

• Спасибо, Том.

• Спасибо, что ты приняла от меня все это.

Вечером Том потребовал, чтобы я познакомила его с тем самым легендарным дядей Степаном, которого он уже считал борцом за истину, и который будучи "дядей", не являлся мне родственником.

Дядя Степан был моим соседом по двору. То есть он жил не в одном со мной доме, а в маленькой деревянной постройке, расположенной в глубине двора.

Деревянная лестница, ведущая наверх, противно поскрипывала и прогибалась под ногами. В старом доме пахло затхлостью и многолетней пылью глубоко въевшейся между прогнившими досками. Том недовольно поморщился. Под потолком в коридоре одиноко висела лампочка на проволоке. Вокруг нее кружило целое полчище моли.

Я отыскала нужную дверь и толкнула. Она оказалась не заперта.

На кухонной табуретке сидел дядя Степан. Несмотря на жару, на нем была одета его любимая кепочка а-ля Владимир Ильич, будто он собирался куда-то бежать с минуты на минуту и только дожидался команды "старт".

• День добрый! - поприветствовали мы.

• Добрым людям - добрый день, - откликнулся дядя Степан, - это ты, Катенька? Проходи, проходи, родная. Со своим кавалером-то меня познакомишь?

Дядя Степан хитро улыбнулся.

• Конечно. Это - Том. Том, это дядя Степан.

• Очьень приятно, очьень, - сказал Том, потрясая руку старичка.

Дядя Степан наклонился ко мне и шепнул на ухо:

• Катён, он что, ненашенский, что ли?

• Американец.

• Поди ж ты. Где взяла-то, а?

• В капусте нашла.

Том во все время нашего диалога внимательно оглядывал нищенскую обстановку кухни. Газовая плита на полкухни, примостившаяся сбоку колонка, четыре трехногих табуретки, стол с продырявленной посередине клеенкой.

• Вот, дядя Степан, мы тебе к чаю принесли, - я достала из пакета упаковку печений, торт и банку красной икры. Куплено все это было, естественно, по инициативе Тома.

• Поди ж ты, - всплеснул руками старик, - хорошо то как. А я вот как раз Митьку жду. Будет с чем чаю попить.

Митька - Дмитрий Александрович. Я его давно знала, но недолюбливала. Он относился к той малочисленной прослойке людей, которые могли себе позволить такую небольшую роскошь, как навестить любимую тещу, живущую в Лондоне (а от того еще больше любимую) или, к примеру, слетать по первому позыву тела на Средиземноморье; словом к тем людям, которые совсем недавно "еще не хотели", и только-только поняли, что "уже не хотят". Вот и Дмитрий уже не знал и чего бы ему себе еще такого-эдакого пожелать, от того и был вечно зол на всех и, как говорил дядя Степан, "бесился с жиру".

Только мы сели за стол, в квартиру ворвался Дмитрий.

• Легок на помине, - проворчала я.

• Заходь, Митька, - не глядя на гостя произнес дядя Степан, - у меня тут как раз гости.

Дмитрий недовольно посмотрел на Тома.

• Знакомься - Том. Том, это - Дмитрий, - объявил дядя Степан и добавил, понизив голос, - Катькин хахаль, американец.

Дмитрий оживился. Это был полный мужчина лет пятидесяти - пятидесяти пяти с хвостиком, но уже совершенно седой.

• Надолго к нам, в Россию? -поинтересовался он.

• Неделю еще живу, а потом улетаю, - ответил Том.

• М-м-м. Один?

• Жена со мной.

Дмитрий был явно сбит с толку. Впрочем, как и я.

• Катенька, что ли?

• Да. Катья.

Дядя Степан поднялся, громко крякнул, схватившись за поясницу, вытащил из холодильника запотевший пузырек самогона и торжественно поставил его на стол.

• Что на этот раз? - спросил Дмитрий.

• А, - отмахнулся дядя Степан, - сегодня просто - день граненного стакана.

Так он обычно говорил, когда запас праздников, которые он знал, исчерпывался.

• Пьешь много…

• Ну да? - удивился дядя Степан, - и вовсе не много. Вон, даже врачи говорят, что полезно это дело. Кровь разжижает.

Дядя Степан был алкоголиком с сорокалетним стажем. Пить ему было противопоказано - у него были больные почки, печень и сердце. Завидев его на улице, люди каждый раз удивлялись: "Ты что, живой еще, что ли, Степан?", на что дядя Степан неизменно отвечал: "А что мне сделается? Живу помаленьку".

Том посмотрел на не имевшую этикетки бутылку и поинтересовался:

• "Охотничьи просторы"?

• Не-е. Ты что! - оскорбился дядя Степан, любовно отерев бутылку рукавом, - это же самогонка. Сам делал.

От самогонки я отказалась, под одобрительный взгляд Тома.

• Ну, давай, рассказывай, - потребовал дядя Степан у Дмитрия после первой.

• Что рассказывать-то? То, что жизнь - дерьмо, это ты и без меня знаешь.

• Почему же "дерьмо"? У меня все хорошо. Как всегда, - дядя Степан изобразил улыбку, больше похожую на оскал. От его глаз моментально расползлись паутинки морщин, илицостало похожим на выжатый засохший лимон.

• … и все вроде хорошо, - продолжал Дмитрий, - жена, дети, квартира, машина… а счастья нет. Ноет вот здесь, Степан, - он приложил руку к сердцу, - ноет и не перестает… А?

• И давно энто у тебя?

• Как загород переехали, так и началось…

• Это, брат, все от того, что делать тебе нечего, - дядя Степан налил по новой, - хотеть больше нечего. Ты мне что последние два года талдычил? Что вот, мол, дела заели, куплю котеж за городом, уеду отсюдова и буду сидеть у камина на кресло качалке и потягивать виськи со льдом… Так? - дядя Степан глубокомысленно посмотрел на Дмитрия.

• Так…Да вот только насиделся я уже, и виски этого напился - до конца жизни хватит…

• То, чего хотел, оказалось ненужным, значит…

• Каждый день одно. Встаю, жру, пью и ложусь, но заснуть не могу, поэтому опять встаю и жру… или пью… Я ж еще эту, горничную нанял… так только проснешься, сразу : "Что вам, Дмитрий Александрович на завтрак приготовить?" Тьфу!- Дмитрий в сердцах плюнул на пол, - а как-то раз попробовал сам себе яичницу зажарить, так она тут как тут: "Ой-ой-ой, Дмитрий Александрович, я сама, я сама…" Уйди, говорю, дура! Так она: "Извините-извините, ой-ой-ой". Боится, что выгоню, все терпит! Деньги-то сейчас всем нужны…Все боятся! Горничная боится,детибоятся, жена, и та боится…Я что, такой страшный, Степан? Хоть бы послал меня кто, ей-богу…

• А пошел ты на хрен!

• Спасибо. И то легче стало.

Дядя Степан вновь наполнил стаканы.

• … веришь, нет, у станка бы сейчас постоял, да еще бы приплатил за это… Эх, Степан, помнишь, как мы с тобой когда-то…

• Хм. Когда молодые, то и у станка хорошо… Может, бабу тебе завести?

Дмитрий отмахнулся рукой.

• Я на женщин-то смотреть теперь не могу. Не знаю почему.

• Слухай, Митяй, ты чего в своей жизни полезное сделал?

• … Н-да. Детей вот ращу…

• Не-е. Я имею в виду для общества?

• Загнул ты, Степан. Обществу пользу приносить не моя забота.

• Извините, - вмешался не к месту Том, - а вот у нас в Америке все работают на пользу общества.

• Правильно, - поддержал дядя Степан Тома. - Ан вот умрешь ты, Митька, и как будто не было. Ни кто о тебе и не вспомнит. Женка можа еще только походит года два на могилку с букетиками, а потом и она забудет… А вот если бы ты сотворил что-то эдакое, - Степан громко щелкнул пальцами, - то о тебе бы слава ходила…

• Степан! У тебя не мозги, а золото!

Дмитрий уже, видимо, представил заголовки газет: "Д.А. Белов - народный герой!", "Щедрость и благородие господина Белова"… и еще много-много разных ласкающих слух названий, плюс плакаты с его изображением на стенах зданий.

• Ладно, пошел я, - неожиданно объявил он потерев руки, будто ему не терпелось начать работать на пользу общества. Ну и слава Богу, значит еще не все потеряно. В любом случае на себя он уже наработался.

Том посмотрел ему вслед и улыбнулся, наверное, чувствуя, что он тоже внес свою лепту в обнаружение этой простой истины.

• Знаешь, Катья, - сказал он мне при выходе из дяди Степиного дома, - я чувствую, что все больше становлюсь русским!

Самолет Москва - Нью-Йорк отлетал рано утром. Я останусь здесь. А он сейчас провалиться в мягкое кресло и полетит. И завтра уже будет в своем проклятом Нью-Йорке. Я проводила Тома до аэропорта.

• Все, Том. Попрощаемся здесь. А то я вообще тебя никуда не отпущу.

• Катья, я без тебя уже не смогу жить. Только решу вопрос с работой и тут же приеду обратно. Мы поженимся. Поженимся обязательно здесь. В церкви. В настоящей русской церкви…

• …обвенчаемся, только, - машинально поправила я его.

• Будет петь священник и я закажу нам самые красивые кольца свадебные…

• …обручальные…

• Обручальные. А потом мы будем жить здесь. Купимдомс камином, как у Дмитрия. Только мы там не будем скучать. А если хочешь, мы уедем в Америку. Но там не хорошо. Мы туда просто в гости поедем. К моей бабушке. Представляешь, как она обрадуется, когда узнает, что у меня настоящая русская жена!

• Она еще жива?

• Конечно, в Америке очень долго живут. У моей бабушки были больные глаза. Она почти ничего не видела, но ей там сделали операцию и она сейчас здорова, - Том говорил быстро-быстро, чтобы не молчать. Просто говорил что-то, нес всякую чепуху. Я уже почти не вслушивалась в смысл слов, а просто слушала его голос. Его милый голос, говорящий на неправильном русском.

• А как ее зовут? - спросила я, хотя мне совершенно наплевать на то, как зовут его бабушку.

• Софья Алексеевна Масленкова.

• Том…

• Катья. До свидания , - Том поцеловал меня долгим жадным поцелуем и пошел не оглядываясь.

Господи, я ведь теряю его. Он уходит. Уходит один. Неужели я просто буду стоять и смотреть как его поглотит пасть этого летающего айсберга?

• Том! Том!

Он оборачивается и подбегает ко мне. Еще раз целуемся. Еще раз прощаемся. Еще раз он уходит от меня. Один. Ну вот теперь все,

Как только зашла в подъезд, напоролась на какую-то целующуюся парочку.

• Ой! - завизжала девушка, в которой я тут же узнала Аську. Парнем оказался Сережка.

• А… Катя, это ты… - Сережа был довольно сильно сконфужен и неловкость, которую он испытал, заметно чувствовалась в голосе.

• Да это я!

• А мы вот тут тебя поджидали… - робко начал Сережка.

• … и похоже зря времени не теряли. Хотели получить мое благословение? Пожалуйста!

• Что злишься-то, - с издевкой спросила Аська, - проводила своего американца?

"Вот ведь дрянь, уже рассказала, значит. А впрочем, все равно наплевать".

• Да, проводила.

• Всем вам, бабам, толькоденьгинужны. Но не счастье, Катенька! - почему-то гордо произнес Сережка, подразумевая, видимо, чтосчастьезаключается именно в нем, в Сережке.

Я уже было повернулась уходить, но мне все же захотелось напакостить на последок.

• Эх, Асенька, Асенька. Хотела тебя на своей свадьбе свидетельницей сделать. Представляешь, в Нью-Йорк бы съездила…а теперь придется искать какую-нибудь другую, не столь близкую… Жаль…

С этими словами я удалилась, оставив недоумевающую Аську с открытым ртом.

На протяжении месяца я еще ждала от Тома каких-нибудь вестей. Но все было тихо, как на море после шторма. Телефон дал обет молчания. И только Сережка еще время от времени названивал мне и тяжело дышал в трубку.

Пару раз заходила к дяде Степану, который меня успокаивал своей самогонкой и приговаривал:

• Вот, доченька, такие они, энти иностранцы. Я ведь тоже на его удочку попался. Понравился он мне. А зазря видно.

• Как Дмитрий Александрович поживает? - спрашивала я упавшим голосом.

• А, энтот сукин сын еще тот. Чего ему сделается? Вот недавно детскийдомоткрыл. Теперь все время там пропадает. А детишки-то его любят. Сам я как-то туда заходил, так они: "Дядь Мить, дядь Мить!" А он такой важный ходит. Одного по голове потреплет, другому игрушку подарит. В общем, обожають его дети. Свои-то собственные никогда больно не жаловали, так он вот таперича с чужими все…

• Дядя Степан, - жаловалась я, хмелея от выпитой самогонки, - плохо мне. Так плохо..

• Влюбилась, бедолажная, влюбилась. Эх!

Я начинаю тихонько всхлипывать.

• Поплачь, родная, поплачь. Можа легче малость будет. Все влюбляются ведь. Все. Я вот тоже в молодости так влюбился.

• Расскажи, дядь Степ.

• Не, - отмахивался дядя Степан, - уж больно грустная эта история, на твою шибко похожая.

• Пожа-а-алуйста, дядя Степ.

• Ну ладно. Плакать перестанешь, тогда расскажу, - он все время со мной разговаривал как с малым ребенком.

Я вытираю слезы, размазывая по всему лицу остатки туши.

• Молодой совсем был. Но так как с ней, ни с кем больше у меня не было… Такая красивая была, что я после того как ее впервой увидел два дня ходил молчал. Ни с кем не разговаривал. Вон, вишь как, - дядя Степан мечтательно заулыбался будто вспомнив что-то очень приятное. - А на третий день я навел справки, куда надо, ан вишь как, оказалась замужняя. А муж то ейный мой старый знакомый. Все темнил что-то, так я с ним и перестал потому общаться. И правильно, потом оказалось его чекисты за что-то забрали… Вот уж я страху-то натерпелся тогда. Да-а. Было дело. Всех забирали. Без вины виноватых…

• Дядь Степ, ты пролюбовьсвою говори больше…

• Не перебивай, - вдруг грозно сказал он, - сопля ты еще зеленая, чтоб меня перебивать. Я-то, вишь, сколько натерпелся. Так вот, значит. Хотел я уже было вспомнить старую добрую заповедь "Не возжелай жены ближнего своего", как тут она мне сама в любви и призналась. А я тогда парень видный был, красивый. И прожили мы год в любви и согласии…

• А дальше?

• А дальше тебе знать не обязательно. Мала ты еще. "Дальше"!

Я терпеливо молчала, ожидая, что дядя Степан первым нарушит тишину. Так и случилось.

• Так вот. А дальше ее муженька-то и прихлопнули. Ей тоже арестом пригрозили, так она каким-то образом, уж не знаю как, эмигрировала. В Америку. Прям как твой Том. Вот с той поры-то, Катёна, я и запил.

• Дядя Степан, а как ее звали, твою любовь?

• У нее было самое красивое имя на свете - Сонечка. Как сон прекрасный в моей жизни мелькнула, и вот уж его нет.

• А какая у нее была фамилия, не помнишь? - смутная догадка проскользнула у меня в голове. "Но этого не может быть! Нет! Этого просто не может быть!"

• И какая тебе разница? - проворчал дядя Степа, - Масленкова у нее фамилия была.

• Дядя Степан! - я от радости бросилась ему на шею, чуть не опрокинув бедного старичка, - Сонечка твоя - бабушка Тома. Она его бабушка!

• Поди ж ты…

Я уже почти перестала ждать, когда одним прекрасным солнечным утром обнаружила в своем почтовом ящике конверт с красными и синими полосками, а это означало, что письмо прибыло из другой страны. Дрожащими пальцами я разорвала конверт.

"Здравствуй, моя дорогая Катенька!

Извини меня, пожалуйста, что так долго не писал. Все у меня хорошо. На работе получил расчет. Там, хочу похвастаться, очень горевали, что я уезжаю. Когда сидел на прощальном банкете сразу вспомнил про русские застолья и обрадовался, что я скоро буду там. Буду говорить не о погоде, а об Истине.

Я уже оформил визы. Приеду со своей бабушкой. Она говорит, что очень хочет увидеть тебя. Но мне кажется, что она к вам так рвется просто чтобы подышать российским воздухом. Он у вас(зачеркнуто и исправлено на "у нас") особенный. Я ей рассказал про дядю Степана, она, по-моему, очень заинтересовалась. Все спрашивала, где он живет, но, к своему стыду, я не запомнил ни одного названия улиц. Самолет мой прилетает поздно ночью, в 3:00, пятого сентября, поэтому можешь нас не встречать.

Целую и обнимаю, уже почти твой Том.

P.S. Что за страна? Спросил вчера в магазине "Охотничьи просторы", сказали, что такого не существует вообще в природе, я тогда спросил любой водки. Продали черт знает что! "

Я улыбнулась.
Он возвращался. Все вновь было хорошо.

Конечно же, я их встретила. Бабушка Тома оказалась очень интересной пожилой женщиной. ("Женщиной", потому что слова "бабушка" или "старушка" к ней ни как не подходили.) Королевская осанка, наманикюренныеногтии надменный взгляд.

Мы с Томом провели незабываемый вечер в ресторане, в то время как отправили Софью Алексеевну к Степану. Впрочем, несмотря на все наши старания, они остались друг другом не довольны и никак не хотели узнавать.

• Какой неотесанный грубиян, - возмутилась Софья Алексеевна, когда Том помогал ей забраться в машину.

• Поди ж ты, - удивился дядя Степан в свою очередь, - никогда бы не узнал в этой старой колымаге…

• Дядя Степан, выбирай выражения, ты и сам давно не красавец, - упрекнула его я.

• А, не она это. Знаю, знаю все сходиться - имя, отчество, фамилия, мужа ее так же звали. А не она! И пить я, Катёна, теперь завязал, - сказал дядя Степан и повторил, - нет, не она.

Я не стала его разубеждать в этом. Пусть в его памяти сохраниться тот светлый образ красивой девушки, как сон упорхнувшей в далекую страну.

Январь 1998

Ольга МАМИНА.