Конец лета

   Странное состояние природы – конец лета. Уже прохладен ветер и задумчивы поседевшие от пыли деревья. Но солнце еще горит ярко и празднично, словно желает перед долгой дождливой осенью излиться напоследок всей своей ослепительной красотой. Я люблю эту срединную неопределенность межсезонья. В ней так много полутонов, требующих смелой душевной работы для превращения их в полные аккорды жизни. Оно заставляет меня волноваться и напрягать душевные силы...

И будит во мне энергию сомнений... Мне кажется это самое оптимальное время для принятия решений, последних штрихов и расстановки точек над і. Сама природа будто подталкивает нас к этому, побуждает и зовет разобраться в нашем душевном смятении и обрести долгожданный смысл существования.

Я уезжала в Москву летом, еще вчера, а возвращаюсь домой в тоскливом осеннем настроении щемящего разочарования.

На границе черной и белой полосы жизни застряли две растерянные наши фигуры, два одиночества, которым не суждено было стать единением... Мы расставались.

Поезд еще полчаса будет стоять на перроне, но нам стыдно долго и нелепо махать друг другу руками и придумывать натянутые дежурные фразы. Мы молча поцеловались на прощанье и разошлись.

Чуда не произошло...

Произошел обычный секс, до основанья разрушивший хлипкое здание наших совместных фантазий и ожиданий и бесцеремонно расставивший все по своим местам.

Счастья не случилось...

И нам обоим так тоскливо, и еще волнительно, и как-то до тошноты пусто на душе.

Пожалуй, мне было бы стыдно смотреть на него в окно и провожать взглядом. Как хорошо, что он ушел.

А все-таки, если бы остался, банально и глупо торчал бы на перроне, посылая мне смс-ки и пытаясь постучать в окошко, было бы классно. Так все влюбленные делают, когда прощаются... Все... Влюбленные...

Хорошо, что он ушел...

В отчаянии я раскрыла томик Коэльо, который прихватила в дорогу, и долго рассматривала цифру -115- в конце заложенной страницы. Буквы расплывались и ускользали, не желая складываться в слова.

«Быть может, Бог сотворил пустыню для того, чтобы человек улыбался деревьям...» Я перечитывала эту фразу, как заклинание, несколько раз, но все равно ее смысл куда-то безнадежно ускользал, запутываясь в паутине моих расплывчатых мыслей.

Зачем? Зачем я согласилась? Как это было глупо...

«Приезжай, я больше без тебя не могу, ты мне нужна!» - написал он в последнем письме. И я помчалась, как сумасшедшая, томимая неясными надеждами и смутными ожиданиями... Ночь туда, ночь обратно, «не так уж это далеко, только посмотреть друг на друга, а вдруг, это судьба...», - уговаривал он меня. На один день. На несколько часов, которые должны были решить все вопросы нашего полугодового виртуального общения.

Сумасшедший художник, от которого сбежало вдохновение, и бесконечно одинокая училка, умеющая разговаривать стихами, - ну, разве не парочка? И чем, по-вашему, это могло закончиться? Очередными фантазиями - красивыми и вольными переводами с человеческого языка на язык ненормальных?

Или так, как сейчас...

Мне вдруг захотелось тихонечко поскулить, как маленький одинокий щенок, забившийся в холодном и темном углу двора и дрожащий от обиды и боли.

Он просто хотел секса... Изголодавшийся по женскому телу одинокий сумасшедший художник... Прямо там, в мастерской на окраине Москвы, среди запаха пыли и красок, темных наглухо зашторенных окон, золоченых рам, каких-то старинных предметов, наполненных смыслом и древними тайнами... на старом диване... просто и грубо... без фантазий и романтических изысков...

Это случилось... Как я могла отказать, ведь я сама к нему приехала...

Наверное, это была бравурная мелодия. Я не помню... Моя душа сначала играла на одной струне, а потом и та оборвалась и повисла, глухая и ненужная, звякнув напоследок пронзительно и тонко...

Потом, провожая меня, он суетился и спрашивал, сколько стоит билет. Неловко сунул мне сто долларов и хихикнул: «Возьми на мороженное». Я в ответ так же отвратительно улыбнулась и пробормотала: «Я его не ем». Мне стыдно было возвращать деньги, я представила, как он будет засовывать мне их в карманы, сумочку. А я отказываться, сопротивляться, торговаться было стыдно и противно. И я взяла их, решив, что потом, когда все это, наконец, закончится, отдам первому попавшемуся нищему. Получается, он меня купил...

«Быть может, Бог сотворил пустыню для того, чтобы человек улыбался деревьям...», - настойчиво читали мои глаза сквозь слезную туманную пелену. Как больно разбиваются мечты...

В сумочке зазвонила мобилка. «Неужели это он? - мелькнуло в голове.- А вдруг...»

Звонил Сашка. Полгода назад мы как-то незаметно и без сцен расстались с ним, мирно перейдя из состояния влюбленности друг в друга в статус простых друзей, которые иногда перезваниваются, шлют новогодние смс-ки и с улыбкой вспоминают прошлые времена. Сашка был слишком прост для меня. Обычный такой, милый, добрый. Без претензий, талантов и перспектив. Простой менеджер в коммерческом отделе небольшой развивающейся фирмы. Ничего особенного. Не художник и не космонавт. Это меня и оттолкнуло в свое время от бурной романтической истории, которая между нами закрутилась.

Мне хотелось чего-то неземного и прекрасного. Такого, какого не бывало еще ни у кого. Тогда я нашла сумасшедшего московского художника и оставила Сашку «в друзьях».

• Привет, малыш. Ты не отвечаешь на мои смс-ки? Я скучаю по тебе! Очень хочу тебя увидеть! – голос его звучал взволнованно и смущенно. – Ты где?

• Я в Москве... – растерянно пробормотала я. Сашкин голос был таким родным, знакомым, близким, здесь, на краю земли... мне невольно хотелось схватиться за него, как за соломинку, способную вытащить меня из отвратительного болота душевной пустоты.- Санька, ты знаешь... Я тоже очень хочу тебя увидеть.

• Когда ты приедешь?

• Завтра...

• Номер поезда, вагон, - заторопился Сашка, будто почувствовав, что я вновь могу бесследно и надолго исчезнуть из его жизни, - я тебя встречу. Можно? Мне очень нужно тебя увидеть, - тихо добавил он.

- Поезд 18, вагон 5, - прошептала я, не в силах больше сдерживать слез, хлынувших из глаз.

- Я люблю тебя, малыш. Не плачь. Все будет хорошо.

Ослепительное, солнечное пространство неба открылось вырвавшемуся из тоннеля вокзала поезду. Он неумолимо набирал ход. А сердце мое наполнялось постепенно незримыми и теплыми флюидами лета…

Как хорошо, что у нас, в Киеве, осень наступает только в октябре... Колеса уже отстукивали новую бравурную мелодию. А... боль, пустота и стыд оставались там, на московском перроне, в людской толпе, многоцветной и безликой. Я уезжала от них.

Я возвращалась к Сашке. Завтра с семь утра он будет встречать меня возле пятого вагона с букетом маленьких красных хризантем – моих любимых цветов – потому что только он знает: от их запаха я становлюсь счастливой.

Улыбка скользнула по губам и рассыпалась тысячами солнечных зайчиков по треснутому в уголке окна вагонному стеклу…

До меня, наконец, дошел смысл вертевшейся на языке фразы модного современного писателя: «Быть может, Бог сотворил пустыню для того, чтобы человек улыбался деревьям...»