Аленький цветочек

   Я шла на свидание словно Аленький цветочек. Порхала на прозрачных невесомых крылышках, и, казалось, все прохожие, независимо от пола и возраста, с восхищением оборачиваются мне вслед. Натертые до блеска туфельки на каблуке, блестящие колготочки, короткая юбочка, идеальный макияж, безупречно уложенные волосы. Я почему-то очень много возлагала на эту встречу, искренне слепо веря, что смогу сегодня перевернуть ход истории. Он обязательно должен был увидеть, насколько я идеальна, я продумала каждую фразу, каждое действие, и была уверена, что наконец-то смогу нанести меткий выстрел прямиком в сердце.

Женская интуиция уже давно сигнализировала, что близится конец. Да я и без нее все отлично видела, внутренне болезненно морщась от того, что моя симпатия сильнее, чем его.

У нас, наверное, был классический пример современных отношений между мужчиной и женщиной. Вечерняя встреча, прогулка по скверику с бутылочкой пива, четыре лестничных пролета до его квартиры, три использованных презерватива, ну и, естественно (чуть не забыла), тонкое душевное единение.

Да, мне нравился Вовка, с ним было просто как ни с кем другим, я могла рассказывать все самое личное и всегда видеть живой интерес в его карих глазах. Но я так сильно наследила еще тогда, в самом начале романа, когда все было ново и не испорчено, что теперь тщетно пыталась идти по прежней дорожке, надеясь, что он забыл все лишнее. Менялись декорации, то снег, то опавшая листва, то первое скупое солнышко, только не менялся скверик, лестничные пролеты, и почему-то сам Вовка.

Мне каждый раз казалось, что после такой светлой приятной встречи он позвонит прямо завтра, ну или, в крайнем случае, послезавтра, но получалось так, что в следующий раз мы уже виделись спустя месяц, или того больше. Он не хотел пустить меня в свою жизнь дольше, чем на один вечер, а я не сказать, чтобы с ножом к горлу требовала исполнения каких-то обязательств, мне просто нравилось проводить с ним время, из чего следовало естественное желание иметь как можно больше такого времени.

Но на этот раз я стояла на привычном месте настолько смело настроенная, что другой исход ситуации, как предложение руки и сердца, просто не представлялся возможным. Я постоянно поправляла волосы, с губкой для обуви наготове проверяла, не попала ли какая соринка на туфельки, и крепко держала на лице заранее заготовленное выражение, которое тоже было частью сценария. Мне казалось, что в данный момент я как раз такая, какой он хотел меня видеть все это время, и эта безупречность гарантировала сразить парня наповал.

Через десять минут начал накрапывать дождик. Я удивленно поглядывала на часы, слегка потеряв с лица нужное выражение, и немного изменив речь, запланированную для приветствия. Через десять минут я переместилась под навес, прячась от усилившегося дождя, и уже с совсем другим лицом набрала его номер телефона. Я не знала, что хочу услышать, но трубку никто, естественно, не взял. Через двадцать минут, выйдя из-под укрытия под равнодушные крупные капли, безжалостно губившие всю мою неотразимость, я окончательно признала, что он не пришел...

Я была настолько потрясена, что даже как-то и не расстроилась. Но домой возвращаться настроения не было, и я решительно двинулась в противоположную сторону, намереваясь посидеть где-нибудь и попить пива. Я передвигалась с отрешенным лицом, не замечая ни дождя, ни прохожих, и даже сперва не обратила внимания, когда кто-то схватил меня за локоть. Это оказался давний сомнительный знакомый, так, седьмая вода на киселе, мы даже не знали, как друг друга зовут. Он вполне бесцеремонно развернул меня в противоположную сторону, заставив взять себя под руку, и сообщив, что мы идем куда-нибудь попить вместе пива. Учитывая ситуацию, я согласилась достаточно легко, надеясь, что нас никто не увидит вместе, потому что мой новый спутник не блистал особой красотой.

За первым бокалом приятного прохладного пива я рассказала ему о своей трагедии, запивая горечь большими глотками. За вторым – он рассказал мне о каких-то своих мужских переживаниях. За третьим мы сошлись во мнениях, что все мужики – козлы, а женщины – и того хуже. Пока нам наливали четвертый бокал, я уже посшибала добрую половину соседних столиков и стульев, стоявших на моем пути к туалету.

Я бы, наверное, осилила еще и пятый и шестой, но тут черт меня дернул позвонить Вовке. Это ужасно, но он неожиданно ответил.

• К-к-как это называется? – пьяно возмутилась я.

• Прости, я задержался на работе. Твой сотовый забыл, звоню без конца тебе домой, но все время занято.

Я мысленно недобрым словом поблагодарила маму, любительницу занимать часами телефон, и перешла к делу:

• Можно я сейчас к тебе зайду?

Вовка смутился, но, чуть-чуть размыслив, согласился.

Дорога была недалекая, и я быстро преодолела ее, игнорируя звонки моего недавнего попутчика, изумленного тем, что я резко встала и беззвучно ретировалась. Дверь в подъезд сурово встретила меня кодовым замком, но она была старая, деревянная, и настолько хлипкая, что я без труда с грохотом выломав замок, проникла внутрь. Алкоголь начисто отшиб память, и я требовательно ломилась в дверь на каждом этаже, пока все же не добралась до нужного четвертого. Вовка открыл мне дверь и опешил.

Только на следующий день утром я сумела представить себе всю картину и понять, насколько она была комично-трагична. По сравнению с тем ангелочком, который нетерпеливо озирался по сторонам два часа назад, миру сейчас предстало что-то в полной мере непотребное. Спутанные волосы, еще сырые от дождя, сосульками свисали на лицо. Когда-то безупречный макияж, достойный кисти любого художника, безнадежно размазался по лицу и теперь скорее напоминал абстракционизм. Юбка перекосилась набок, колготки украшала смачная стрелка во всю длину, а туфельки были настолько перепачканы в грязи, что их вообще вряд ли было видно невооруженным глазом.

Я решительно отодвинула его, по-хозяйски зашла, уселась на кровать, и тупо уткнулась в работающий телевизор, даже как-то и забыв, что нахожусь в комнате не одна. Вовка поморщился от моего валящего с ног перегара и тоже сделал вид, что увлекся фильмом. Мы долгое время молчали, и я бы, наверное, уснула, если бы не непрерывно названивающий сотовый телефон. Непонятно зачем, но я всем отвечала, что уже поздно, я ложусь спать, поэтому перезвоню им через полчаса. Мой пьяный бред воспринимался на другом конце провода и человеком, сидящим рядом с немым изумлением, но я была твердо уверена, что говорю вполне логичные вещи.

Спустя час абсолютно бестолкового «общения», я, благо, засобиралась восвояси, поняв, что предложение руки и сердца мне никто по непонятным причинам делать не спешит. Вовка явно облегченно выпроводил меня за дверь, и я, тяжело топая по ступенькам, выбралась на воздух, начиная осознавать весь кошмар содеянного. Надеясь как-то облегчить зарождающие угрызения совести, я вознамерилась выкурить сигарету «для профилактики» неизбежных страданий, и весьма кстати встретила знакомого, с которым мы прошли к ближайшему киоску. Я долго старательно затягивалась, злясь на то, какие отвратительные сигареты он купил. То, что я курю фильтр, я обнаружила, уже скурив его практически до середины. Знакомый погрузил меня в такси, и по пути домой я чуть не расплакалась от все сильнее надвигающегося раскаяния.

Утро было самым страшным из всех возможных начал дня. Я боялась даже представить, как комично это все выглядело вчера, но не могла думать и ни о чем другом. На улице вовсю лил весенний дождь, я вышла на остановку, подставила лицо под прохладные капли, и болезненно зажмурилась. Моя жизнь не сама пылала синим пламенем, я целенаправленно сжигала ее, стараясь найти во всем этом истину, и вновь и вновь поджигая очередную спичку. Потом наступало раскаяние, я пыталась затушить этот разрушающий огонь, выбегала под дождь, пламя, вроде, стихало, я старалась очиститься, образумиться, делала неловкие шаги надежды, а позади оставались грязные следы пепла.

P.S. Вовка, естественно, больше не позвонил…

Марина Боднарь.