Ольга Тумайкина: «В любой ситуации помогает чувство юмора!»
Мы встретились с актрисой Ольгой Тумайкиной в знаковом месте — в ресторане напротив «Мосфильма». Готовясь к нашей беседе, я пересмотрела десяток интервью актрисы и ожидала увидеть веселую активную женщину, которая своей энергией буквально заряжает. Так и оказалось. Ольга пришла в компании любимого мужа Алексея и старшей дочери Полины. Мы поговорили о жизни, чувстве юмора, воспитании детей и о сериале «Кризис нежного возраста», который сегодня стартует на ТНТ.
Ольга Тумайкина: Рабочее название сериала — «Не телки», что меня сначала очень напугало, потому что все мы знаем, кого называют «телками», как воспитаны эти молодые люди, которые позволяют себе так называть девушек. Лично я «перехожу на другую сторону улицы», когда встречаю таких людей. Впрочем, название было «Не телки», значит, все женские персонажи должны были быть исключительными, эксклюзивными и с хорошим анамнезом, что называется. И я согласилась сниматься. Но «Кризис нежного возраста», на мой взгляд, — это очень удачное название. Мы все знаем про кризис среднего возраста, кризис среднего мужского возраста, среднего женского возраста, а вот про кризис нежного возраста мы, наверное, не знаем ничего, предпочитаем говорить о переходном возрасте. А за этим всегда идут проблемы! Впрочем, мы с Полиной ее переходный возраст пережили очень плавно и как-то очень элегантно, что ли. Мы не доставляли друг другу проблем, я этому очень рада. Надеюсь, это не превратилось в какую-то внутреннюю пробку, которая со временем выстрелит. Будем оптимистами!
Полина Калинова: По сюжету вы — мама мальчика Леши Козябина. Расскажите про героиню, кто она, чем занимается, что у нее на душе?
О.Т.: Так случилось, что объем моей роли настолько мал, что заниматься биографиями и подробными исследованиями не было ни возможности, ни нужды. Поскольку я была приглашена в проект исполнить яркую эпизодическую роль, предполагаю, что я с этим справилась. Начнем с того, что эта женщина вышла замуж за человека по фамилии Козябин. Это уже много о ней говорит! Боюсь предположить, какая у нее была девичья фамилия! Но поскольку она все-таки стала Козябиной, думаю, что это была какая-то яркая любовь по юности. Не люблю я таких матерей, которые в своей любви настолько безапелляционны, что абсолютно не в состоянии допустить какого-то кризисного разбора в отношении своего подрастающего мальчика. А ведь он живет, не напрягаясь, воспринимает жизнь как должное. В этом нет ничего плохого, наверное, но, если бы у меня в реальной жизни был сын, я бы предпочла видеть его целеустремленным молодым человеком, который выбрал профессию задолго до того, как ему бы исполнилось 18-20 лет. А этот не определился. 20 лет — не такой уж нежный возраст, наоборот, вполне серьезный, особенно для мальчика. Я помню, что когда-то столкнулась с неопределенностью будущего у своей дочери. Ей тогда было 17. Формулировка была такая — не знаю, чем хочу заниматься. С одной стороны — просто, с другой стороны — напугало. Но длилось это, слава Богу, недолго. Теперь она учится на актрису, надеюсь, у нее впереди свой собственный яркий путь. Опять же — сейчас другое время, нежели когда училась я. Так вот, когда молодые мальчики говорят, что не знают, чем они хотят заниматься, это такой инфантилизм, который останется на всю жизнь. От мамы перейдет задавленное ощущение любви, потому что материнская любовь должна превращаться в какую-то дружескую поддержку, работу ума, сердца и так далее… Мне есть с чем сравнить. Например, с сыновьями моих подруг — Жанны Эппле, Маши Серебряковой, Лены Валюшкиной, Маши Мироновой, Маши Голубкиной… Это женщины, состоявшиеся личностно и профессионально. Поскольку я знакома с их детьми — мальчиками, то могу сказать, их воспитание дорогого стоит. Целеустремленные, самостоятельные, живущие в жажде жизни, на них можно положиться! Может, это, конечно, потому, что матери не положили свои жизни к ногам детей, а занимались и собой, и карьерой. Но сейчас каждая из них может сказать своему сыну: «Я горжусь тобой!» А чем Козябина может гордиться? Я не знаю, у меня нет ответа на этот вопрос. В сериале не затрагивается тема ее чувств. Она ведет себя, как птичница. Какие есть у измученной птичницы амбиции и желания? Разве у нее деликатные манеры? Она боится кого-то ранить? Она не собирается уважать ни личную территорию ее сына, ни его какие-то первые сексуальные попытки. Это такая зона, требующая деликатности, которая у Козябиных в доме не прописана. И все же мать бросается на защиту своего Козябина-младшего, когда при встрече с родителями его девушки сталкивается с негативной оценкой сына. Не позволяет говорить плохо, дает отпор. Мама! Одним словом, мама.
П.К.: По вашим словам получается, что девочек легче воспитывать.
О.Т.: Так и есть. Я уверена в этом, поскольку я воспитываю девочек. Со стороны, я с радостью и гордостью за подруг наблюдаю, как происходит становление их сыновей. Я могу только порадоваться, восхититься их успехами. Но моя-то история другая. У меня, как у мамы девочек, это восхищение праздничного свойства, ведь мальчика принято хвалить сдержанно, а девочек можно похвалить несдержанно. Им это только на пользу.
П.К: И что самое важное в воспитании?
О.Т.: Пример. Твой личный положительный пример. Знаете, когда ты просто живешь, а вокруг тебя находятся твои дети, а они просто наблюдают за тобой, начиная от элементарного: ты рано встаешь, завтрак подаешь, ты не скупишься на ласки, на объятия, ты работаешь. Ты разговариваешь, ты грамотно разговариваешь, даже если живешь в деревне. Это все укладывается в подкорку, а потом вдруг, откуда ни возьмись, появляется собственное построение интеллекта, любопытство, связанное с разными областями — литература, техника, знакомства, круг друзей — это все очень важно. Мы же посещаем лекции, только поступив в институт, на то они и даны, эти институты. Но жизнь есть жизнь, личный пример и обыкновенное твое существование — это то, что закладывает и формирует.
П.К.: И у вас в детстве было так же?
О.Т.: Да, но все же со мной немного другая история. Я была настолько самодостаточна, что мне никогда не было скучно с самой собой. Я принадлежу к поколению людей, которые зачитывались бумажными книгами. Я читала много и очень рано, была, в хорошем смысле, неразборчива. В девять лет прочитала Сомерсета Моэма, Теодора Драйзера… Многие удивляются, что я могла понять в их книгах в столь юном возрасте? Но ведь талантливый писатель настолько точно замечает все детали жизни, что понятен каждому. Чем эта жизнь отличается от той, которую видит 10-летний человек? За исключением, конечно, каких-то очень высоких сфер, связанных с любовными отношениями или политикой, но и это можно понять. Плюс часть меня, которая называлась «я фантазирую», заменяла мне многое, чего мы не могли себе позволить. Например, мы не так много путешествовали, мы жили в Советском союзе, а именно в Красноярске. Расстояния нам не позволяли поехать, например, в Испанию на два дня посетить какой-нибудь «музэй». Кругозор в этом смысле подпитывался и поддерживался именно книгами и опытом людей, друзей нашей семьи. О, они были очень интересными людьми! Это мое величайшее везение в детстве. Я получала невероятное удовольствие при общении с друзьями мои родителей — мамы и отчима. Взрослые люди, состоявшиеся, пережившие многое и разное и сохранившие себя. Причем меня допускали к взрослому столу, я потом это делала со своими детьми. Потому что я уверена в своем круге, мне никого не нужно ударять по рукам и говорить: «Тише, тут дети!» Мы говорим о таких вещах таким доступным здравомыслящим языком, что он вызывает интерес. Поэтому дети мои всегда тянулись к моим друзьям, а я всегда это только поддерживали и продолжаю это делать.
П.К.: А о чем вы фантазировали?
О.Т.: Обо всем, что читала в книгах. После «Накануне» Тургенева мне хотелось пережить томное любовное переживание, потому что меня потрясла история любви Инсарова и Елены. Когда я прочитала книги из серии «ЖЗЛ», все судьбы тоже были охвачены и прожиты. Мы также росли на военных книгах и фильмах. В то время несущаяся конница красной армии рождала просто бурю эмоций, хотелось вместе с ними в бой — и победить. Я носилась в каретах и на боевых конях, я плавала с капитаном Немо в подводном мире… Это все было мое! Сами понимаете, мне не могло быть скучно. Может, кто-то заподозрит меня в том, что я немножко нездорова (смеется), но пока ни у кого не было таких поползновений, поэтому я спокойна! В крайнем случае, у меня есть здравомыслящие родственники, которые всегда готовы вернуть меня с небес на землю. Когда я начинаю летать где-то очень высоко, они одергивают: «Сдвинь корону на ушах!» Я отвечаю: «Штоэ?! А, ну да!» Впрочем, они понимают меня, а вот в детстве никому из моей семьи фантазия была не нужна. Наверное, поэтому они так удивились, когда узнали, что я хочу стать актрисой. Они мир воспринимали с удовольствием без посторонних украшательств, а я же летала в своих грезах. Но палки в колеса мне никто не ставил, просто кто-то, наверное, погоревал, что актерская профессия — не самая прагматичная. Но помогло чувство юмора. У нас дома висел календарь с фотографиями разных постановок. И на одной из картин была запечатлена сцена из какого-то балета, где люди в красных шифоновых тканях, беснуясь в танце, занимают динамичные позы. То ли балет «Красный Париж», то ли «Парижская краснота». И в какой-то момент, когда я уже устала объяснять, почему мой выбор профессии такой, а не другой, я сказала: «Вот, посмотрите, эта картина называется «Здравствуй, Москва!» Это всех так насмешило, все были так впечатлены моей прелестной шуткой, что они сказали: «Ну ладно, это будет любопытно!» И я уехала. Мне было 18 лет, как раз тот самый нежный возраст. Но было другое время, тогда было большой роскошью позволить себе кризис.
П.К.: А сейчас?
О.Т.: Я обычно захватываю либо хвост кризиса, либо его задние ноги. Это связано с тем, что я могу себе позволить лишь поваляться несколько часов на кровати лицом в стенку. Это и называется хвост кризиса. Потому что настоящий кризис — это когда ты его обнимаешь, погружаешь его в себя, тогда ты уходишь в подполье надолго, ты рвешь связи, меняешь жизнь, возможно, пол… Я имела в виду пол в квартире. Потом ты срываешь паркет, кладешь ламинат, столько разных вариантов! Разрушение — это такая любезная русскому сердцу история: хочется все разрушить, а там видно будет!
О карьере
П.К.: Поговорим о работе. Вы мечтали о сцене, об экране?
О.Т.: Не совсем так. Я мечтала заниматься любимой профессией в рабочем режиме. Мне хотелось играть спектакли, я будто уже понимала, как это должно быть, из чего это состоит, что от меня требуется, какие усилия я должна приложить и какими способами выражения я должна обладать, чтобы результат был максимально хорош и безупречен. По-моему, мне удается это до сих пор. В театр я попала после окончания училища и сразу показала себя. Еще Михаил Александрович Ульянов меня пригласил на роль Адельмы в «Принцессе Турандот». И это была моя личная гордость, это была серьезная работа, такой большой успех, который автоматически распространился на мое окружение, в том числе профессиональное. И дальше театр — основное место работы, как принято сейчас говорить. Я очень люблю мой театр. Я люблю все: это здание, это место, эту улицу, эти двери, этот вход, гримерный комплекс, гримуборные наши… Мы с Машей Ароновой делили гримерный столик, за которым сидела еще Людмила Васильевна Целиковская. Это все знаки, которые очень так тихо и нежно дают тебе возможность испытывать наслаждение, работая в театре. Это рабочее наслаждение. Это не какое-то глупое времяпрепровождение, бездарное, бессмысленное.
П.К.: Вы верите в знаки?
П.К.: У вас было много серьезных работ, а зритель вас узнал после юмористического ситкома «Женская лига». Не обидно?
О.Т.: Нисколько. Я считаю, это был замечательный проект. Не зря он продлился на несколько сезонов. Хорошее настроение — это такой дефицит, особенно у народных масс. В кризис так тяжко жить народу, сил на улыбку не хватает. А я заставляю улыбаться! А я играю эти хаотичные вещи под названием «любовь — нелюбовь», «воспитание — невоспитание», «сдержанность — несдержанность», «секс — полусекс»… Как сказал замечательный английский артист Питер Устинов: «Успех вашего проекта заключается в трех позициях: хороший сценарий, хорошая команда, хороший режиссер». Вот это все у нас было на «Женской лиге». Импровизация всегда приветствовалась, как же без нее обойтись? Все эти салаты, гроздья смешного я рубила сама, договариваясь либо на берегу, либо импровизируя на ходу. И это все имело значение, это все имело вес, суть, прелесть, смысл, душу. И сейчас, когда на меня смотрят, мне улыбаются, это очень хорошо!
П.К.: Вас воспринимают как комедийную актрису?
О.Т.: Конечно! Хоть сейчас я играю и не только комедийные роли. Чувство юмора для меня очень важно в принципе. В нашей семье все постоянно смеются. Например, даже когда я воплю, дичусь, хорохорюсь и наступаю на различные придатки характера своих близких, они молчат и терпеливо ждут, когда начнется хохот. Потому что смех — это масло для бутерброда. Видимо, я примитивно устроена, мне надо сперва выплеснуть эмоции, потом посмеяться — и все, я спокойна. Сначала такой гоголь-моголь, а потом, когда зашипит сковорода, сразу омлет!
Об отношениях и чувстве юмора
П.К.: С вами сложно жить?
О.Т.: Да, со мной сложно жить. Почему? Потому что! Я очень люблю этот ответ. Я — девочка в юбочке, ответ «потому что» включает в себя колоссальные залежи «объяснятельных» вещей. Я сложная, экспрессивная, депрессивная, импульсивная, прогрессивная, опасная (Смеется)… Это такой скрытый темперамент, который со временем вылезает на поверхность. Я предпочту больше быть темпераментной, чем вафлей. Зато со мной не соскучишься! На любой провокационный вопрос я могу отвечать песнями. Это очень помогает. Заставляет собеседника смеяться и иногда ставит в тупик. Выводить меня на чистую воду человеку становится лень. «Почему?» — «Потому что, потому чтоооо, нет роднее и дорожеее…» Знание песен советского периода, особенно мультипликационный репертуар, помогает выйти сухим из воды во время конфликтной ситуации. Опять же помогает врожденное чувство юмора моих родных. Кстати, у мужа уникальное чувство юмора. Наверное, поэтому он и стал моим мужем. Впрочем, мы вместе семь лет, я еще не разобралась! Мы не женаты официально, но я называю его мужем, потому что он таковым по факту и является, а еще он сам настаивает на этом звании. Меня же горяченькой надо брать, как в первобытном строе. Хлоп дубиной по башке — и в пещеру. Чтобы не успела сказать: «Эй, уважаемый, в чем дело?»
П.К.: У меня был знакомый, который все время говорил фразу «Где поймал, там и муж!»
О.Т.: Какой молодец! Актер?
П.К.: Журналист!
(В беседу вступает Алексей, которые не расслышал фразу и решил переспросить:) Где поймал, там и борщ?
(Мы заливаемся смехом).
О.Т.: Где муж, там и борщ. Где поймал, там муж и борщ. Где борщ, там и поймал… Вот приблизительно так, в веселье, и проходит наше основное время в семье.
П.К.: Но ведь у вас все равно бывают сложности, как без них? Вы их обсуждаете или обсмеиваете?
О.Т.: Всякое бывает. Очень важно обсуждать проблемы. Молчание усугубляет тяжесть произошедшего. Молчание — совсем не золото в такой ситуации. Если не хватает сил говорить — ори. Словами или просто «АААА!». Причем это имеет смысл только в общении со второй половиной. Кричать на ребенка бессмысленно, так как он тебя не слышит. Ему нужно объяснять. Моя Полина, например, когда я начинаю вопить по каким-то справедливым вещам, реагирует очень оригинально. Она кивает на все и говорит «угу». То есть по сути она озвучивает каких-то барашков, которые со страшной скоростью несутся через забор, разбиваются в прах. В какой-то момент до меня доходит интонация очередного «угу», мне становится смешно. И я понимаю, что то, что мы сейчас пытались обсудить, это все так неважно. И я, как бывалая фантазерка, начинаю себе представлять уши любимого существа. Уши любимого существа нужно беречь. Или, как говорила мой педагог Алла Александровна Казанская: «Кричащий в гневе смешон, молчащий — страшен». Тоже хорошая формула.
О красоте
П.К.: У вас три косметолога…
О.Т.: Вчера я нашла еще одного косметолога! Теперь их четверо. Ее зовут Полина (это снова знаки!). И она была прекрасна! Мне нравится ее кабинет, ее нежные сильные руки… Я люблю, когда сразу чувствую результат. Косметолог должен, опираясь на свой профессионализм и знания, очень смело управлять твоим лицом.
П.К.: Как ухаживаете за собой?
О.Т.: Я люблю совершенно разные процедуры! Это не связано с какими-то вещами, которые могут кардинально повлиять на «остановление» и убийство старости. Не уколы красоты. Все это еще не сегодня и не завтра. Увлажнения, уходы, чистки, маски. Вот вчера делала ультразвуковую чистку. Потом маска, во время которой неожиданно пришел муж. Она была такого белоснежного цвета, я чувствовала себя в районе лица Клеопатрой. Мое лицо было так благодарно мне за эти манипуляции, что оно «задышало». Женщины меня поймут, когда они выходят от косметолога. Так складывается настроение, в районе сердца тепло, ты ощущаешь себя красивой, несмотря на то, что чуть-чуть опухла и совершенно без макияжа. Все равно красива! Это как после любви. Женщина после косметолога и после любви выглядит одинаково.
П.К.: Вы любите готовить?
О.Т.: Вчера я сварила шурпу. Первый раз в жизни, так как по баранине специалист муж. Я с этим мясом не очень дружу и совсем недавно его для себя открыла. Но я люблю всяческие шулай-мулаи: сбор тушеных овощей. Я очень люблю готовить, иногда у меня даже чешутся руки, так хочется готовить. Но график жизни не позволяет. Или позволяет. Или муж отлично готовит. Каждое утро он меня балует свежевыжатым апельсиновым соком. А еще Алеша делает мне творог с медом без сметаны. Он также заваривает мне с вечера пять ложек геркулеса кипятком. Заботится! Я как-то полюбила эту смесь, теперь он готовит ее. Мне очень нравится вкус, иногда я добавляю туда мед, или сухофрукты, или орехи. Или не добавляю. И это дает мне возможность пробыть в хорошем самочувствии часов семь. Потом часа за два до спектакля я обедаю — и все в порядке.
П.К.: Дочек учите готовить?
О.Т.: А они умеют. Старшая вот отлично готовит. И у меня смотрела, и у подружек. Сейчас мы живем не вместе, она предпочитает жить в общежитии. Дело в том, что ей долго добираться из нашего пригорода. Она по-честному пыталась, это правда тяжеловато. В электричке сложно, а возить ее на занятия проблематично. Сон — дефицит в наше время, его надо ценить. Поэтому мы согласились на общежитие. Сделали забег в «ИКЕА» и обставили ей комнату. Теперь мои фантазии лежат в области какого-то прагматичного обстоятельства. Я хочу как-то страшно заработать, чтобы ребенку своему купить квартиру. Вот я даже вслух это сказала, чтобы кто-то наверху услышал.
П.К.: Скучаете?
О.Т.: Мы часто видимся, ведь всегда находимся поблизости, когда я в театре, а она в Щукинском училище. Когда она училась на первом курсе, постоянно прибегала ко мне в театр, или я подходила к училищу, чтобы снабдить пирожком, обнять или просто посмотреть на ее настроение. Мне очень нравится, что она учится рядом с моим театром. Может, когда-нибудь и работать будем вместе. Поживем — увидим!
Читайте также:
Екатерина Волкова: «Не хочу быть фарфоровой куклой с большими губами!»